Алое на черном (сборник). Татьяна Корсакова

рассчитывал, что обратно тебя на руках понесут? Все, отставить разговоры! Упал – отжался!

      В лагерь возвращались на дрожащих от усталости ногах, потные и злые.

      – Просто инвалидная команда какая-то! – усмехнулся охранник, пропуская их на территорию.

      – Ничего-ничего, – пообещал Суворов, – я из этих инвалидов скоро людей сделаю! Дай только срок. А теперь, архаровцы, в душ и завтракать!

      Наверное, четырехкилометровая пробежка по свежему воздуху сделала свое дело: никогда раньше Матвей не ел с таким аппетитом. Никогда раньше обычная овсянка не казалась ему такой вкусной.

      – Вот садюга! – Гальяно брякнул ложкой об тарелку, покосился на столик для сотрудников. – Он же нас извести решил! Все болит, устал, как собака!

      – Скоро отдохнешь, – пообещал ему Дэн. – За четыре часа в карцере можно и отоспаться, и все бока себе отлежать.

      – На чем отлежать?

      – Сам увидишь, недолго осталось ждать.

      Суворов с Шаповаловым подошли к их столику сразу после завтрака.

      – Готовы, архаровцы? – спросил командир мрачно.

      – Всегда готовы! – отсалютовал Гальяно. – Готовы понести наказание.

      – Понесете, можете не сомневаться. – Начальник улыбался своей змеиной усмешкой. – Я прослежу, – добавил многозначительно. – Уводите, Максим Дмитриевич!

      – Четыре часа? – Суворов глянул на наручные часы.

      – Да, думаю, этого будет достаточно.

      Они выходили из главного корпуса, когда увидели Ксанку. Она шла, почти бежала к воротам, на плече ее болтался рюкзак. Если Ксанка их и заметила, то предпочла проигнорировать, даже голову не повернула в их сторону. Она остановилась лишь у ворот, да и то на пару секунд, пока охранник не распахнул перед ней маленькую калитку. Вот оно, оказывается, что! Ксанке, как и Василию, разрешено покидать территорию в любое время. Повезло! За девчонкой наблюдал не только Матвей, Дэн и Туча проводили ее долгими взглядами, а потом переглянулись.

      – Везет же некоторым, – буркнул Гальяно. – Кому карцер, а кому воля вольная.

      – Хочешь пожаловаться начальнику лагеря? – усмехнулся Суворов.

      – Боже упаси! – Гальяно перекрестился. – Уж лучше неволя!

      – То-то же!

      На заднем дворе было безлюдно. Как успел заметить Матвей, погреб располагался в весьма уединенном месте, за кирпичным сараем, вдали от посторонних глаз. Еще бы, такое позорище – карцер в элитном лагере! Интересно, как он называется в договоре? Наверняка не карцер.

      Суворов возился с дверью долго. У Матвея была возможность рассмотреть ее во всех деталях. Для такого малозначительного объекта, как погреб, дверь была на удивление массивной и добротной: тяжелой, дубовой, окованной медными лентами, с наглухо законопаченными и для надежности просмоленными щелями. Такая дверь запросто могла охранять вход в какой-нибудь бункер.

      Наконец Суворов справился с замком, отступил на шаг.

      – Милости прошу! Как говорится: в тесноте, да не в обиде!

      Первым шагнул на убегающие