Мемуары Хейро. Воспоминания великосветского хироманта: практикум и реминисценции. Хейро (Луис де Хамон)

сказал он. – Вы помните меня?

      Признаюсь, нет, – ответил я.

      Тогда позвольте напомнить. Вы читали знаки на моих руках в Египте. Все, что вы сказали, оказалось правдой, включая развод с женой, который случился в прошлом месяце.

      Тогда, я полагаю, вы довольны результатом?

      – Результат для меня не важен, – сказал он. – Я все равно никогда не поверю в возможность точных предсказаний. Но на этом можно делать деньги. Вы можете создать свое собственное будущее. И если вы не против, я хотел бы познакомить вас с моими друзьями. Вы согласны?

      – Да. Сейчас я ничем не занят. Мне лишь нужно написать полдюжины статей для парочки газет.

      Он засмеялся.

      – Оставьте писанину бездарным идиотам.

      Прежде чем я собрался с мыслями, он выложил передо мной блестящий план. Мы отправились в его офис, на стенах которого висели заплесневевшие картины. На столе лежали куски фарфора с рисунками египетских скарабеев и стоял мраморный бюст какого-то грека. Мой новый друг состоял на государственной службе, но делал деньги на всём, что попадало в его руки. Через полчаса я вышел на улицу, унося в кармане подписанный контракт о начале моей профессиональной практики в Лондоне. Этот контракт обязывал меня отдавать ему пятьдесят процентов всей выручки в течение двенадцати лет. Кроме того, я должен был вернуть ему кредит за рекламу и найм помещений.

      Глава 4. Выбор имени. Постановление парламента. Контракт разорван

      В тот же день я набрался храбрости и начал подыскивать в Вест-Энде комнаты, в которых мог бы жить и заниматься своим ремеслом. Это оказалось тяжелейшим делом. В те давние дни хиромантия являлась «малоизвестным и неслыханным делом» для Лондона. В умах домовладельцев моя наука прочно ассоциировалась с цыганами и чем-то злым и порочным. Как только я говорил о цели, ради которой хотел бы снять помещения, мне тут же давали суровый отказ, а в некоторых случаях читали лекцию о дьявольских соблазнах.

      Наконец, я повстречал шотландку, владевшую домом (вот еще одна раса, чью деловую хватку я ценю с тех пор наравне с финансовым чутьем евреев). Она была примерной католичкой, с тощим кошельком и чахоточным мужем, поэтому, услышав о моем согласии платить двойную ренту, эта женщина уладила свои разногласия с совестью. Хотя совесть шотландок успокоить невозможно. Вскоре я обнаружил, что она по утрам и вечерам окропляла святой водой мою дверь, а через месяц при переезде в другие помещения сия дама обвинила меня в порче ее бесценных фамильных ковров.

      Должен признать, что тут она была права, но в тот момент меня беспокоило другое. Я по-прежнему не имел достойного имени, под которым мог бы работать. Мой отец был жив, и я не желал использовать свою настоящую фамилию. Еврейский друг изо дня в день предлагал мне библейские имена и особенно настаивал на Соломоне. К счастью, он недавно развелся, и имя этого монарха напоминало ему о кладезе тайн, называемом «женщины». В конце концов, он решил, что столь значимое имя было