Светлая Пасха. Семейное чтение. Михаил Вострышев

она подбежала к нему.

      – Отец! – воскликнула она. Он умер!

      – Кто? – хриплым стоном вырвалось из уст Аруса.

      – Он… Он… Иисус, – прошептали губы девушки.

      При этих словах бешенство овладело саддукеем, и лицо его исказилось.

      – Кто посмел сказать тебе о Его смерти?! Кто?! – крикнул он, смотря не бледных и испуганных прислужниц дочери, словно от них желая узнать истину.

      Наступила минута грозного молчания. Потом голос его прогремел:

      – Я велел вам стеречь ее, как зеницу ока, и молчать! Я сам хотел известить ее о смерти Того, Кого в безумие своем она приняла за пророка. Горе вам, ослушникам!

      И, повернувшись к дверям, он крикнул:

      – Плетей!

      Но в ту же секунду Ассика бросилась к дверям и не позволила явившимся слугам прикоснуться к своим прислужницам.

      Лицо Аруса побагровело от злости.

      – Ты смеешь?! – прохрипел он.

      – О, выслушай меня, отец, – с умоляющим видом припала она к отцу. Я все-все расскажу тебе, и ты увидишь, что они невинны. Они в точности исполнили твое приказание – стерегли меня и молчали. Я не понимала, что означает эта стража, для чего она окружает меня и молчит. Но безграничная тоска овладела всем существом моим, и я предчувствовала что-то страшное и вместе с тем великое. Я ничего, ничего не знала! Я не знала даже, что по улицам снуют толпы народа, куда-то спеша и перешептываясь друг с другом. Из окон своей комнаты, закрытых деревьями олив, я не могла ничего этого видеть. Все кругом безмолвствовало, всюду царила ужасная тишина. Долго ли это продолжалось – не знаю! Не то сон, не то забытье стали овладевать мною. Вдруг земля дрогнула, солнце погасло, спустилась тьма, и из груди моей вырвался крик. Не знаю, как это случилось, но я вдруг очутилась там, где на кресте умирал Сын Марии. На зловещем фоне туч я увидела лучезарное тело Его, слышала крик Его Матери, видела слезы Его учеников и тебя… Тебя, отец, уверяющего толпу, что царство Иисуса Назорея кончилось…

      Молодая девушка затрепетала. Дрожь пробежала и по телу Аруса.

      – Что это было: сон или явь?.. Не знаю, ничего не знаю! – продолжала Ассика. – Когда я открыла глаза, тьма рассеялась и на землю падали кровавые лучи солнца. Мои слуги лежали в беспамятстве, а передо мной стоял… Иисус таким, каким я видела Его во время воскрешения Лазаря.

      – Ложь… Ложь… – прошептал Арус. – Не может этого быть. Он умер на кресте. Там, на Голгофе. Перед тобою была лишь тень, призрак. Ты видела сон.

      – За что, за что вы убили Его? – с тоской в голосе спросила Ассика.

      Арус жестом удалил прислужниц и остался один с дочерью.

      – Не потому ли, – вопрошала она, – что Он исцелял больных и страждущих, возвращал зрение слепым, воскрешал мертвых, обещая верующим жизнь вечную?

      – Он – богохульник! – воскликнул Арус.

      Ассика опустилась на колени и припала к ногам отца.

      – Нет, отец, – проговорила она. – Это был Сын Божий.

      – Ты с ума сошла! – воскликнул Арус.

      – Нет,