Иди через темный лес. Вслед за змеями. Джезебел Морган

вчерашнего «угощения» мне едва хватало воспитания, чтобы есть как цивилизованный человек, а не наброситься на еду, словно оголодавшая свинья.

      – Еда одна, что до твоего сна, что после, – неожиданно серьезно и торжественно ответила Яга. – Ты изменилась.

      Я так и застыла с набитым ртом, представив на мгновение, что за обе щеки уплетаю вчерашнюю мерзкую кашу.

      – В смысле – я изменилась?

      – Ты же перешла границу, дитя, была чужой здесь, и мир тебя отвергал. Теперь ты своя.

      – То есть я умерла? – похолодев, уточнила я, но старуха только недовольно головой покачала.

      – Да жива ты, жива, девка глупая! Я тебя через границу перевела, и мир тебя принял. Так и назад выпускать буду, коли надумаешь вернуться! Но учти, сестре твоей хода с тобой не будет!

      – Что?! Почему?

      – Да потому, дурная твоя башка, что не я границу ей отпирала, другой ее провел! И либо сожрана она уже навьями, что на дух живой слетелись, либо сама здесь своей стала!

      Мне показалось, что сердце у меня остановилось, еда разом утратила вкус.

      – Я все равно найду ее, – твердо произнесла я, глядя в лицо Яге. – Все равно.

      Она только устало покачала головой.

      – Ох, сколько вас, самоуверенных, ко мне приходит, да мало кто возвращается. И ведь предупреждаю каждого, наставляю, уговариваю и пугаю, нет – все равно навстречу погибели стремятся! Что вам, в Навьем царстве медом намазано?!

      – Так ведь не от хорошей жизни в царство мертвых идут, бабушка.

      – Что верно, то верно. Искать сестру тебе долго. Птица большая ее утащила, Финист постарался.

      – Финист?! – Нет, конечно, о чем-то подобном я уже догадывалась, ответ всегда лежал у меня под носом, но я просто отказывалась его замечать. – Но Финист же никогда девиц не крал и зла не творил!

      Яга только скептически изогнула тонкие бесцветные губы, и я осеклась и уже тихо и неуверенно добавила:

      – Ну, так в сказках говорится…

      – Много в сказках говорится, много лжи, – скрипуче рассмеялась старуха. – И мир изменился, и герои сказаний изменились. Погибли мы для мира, ушли и исчезли вместе со сверженным идолом. Унесла его вода в темноту, в мир подземный, от солнца далекий, и нас утянула. А без света и добра не осталось, только голод и смерть. Кто добро творил, злее навий стал.

      – А ты, бабушка?

      – А я, – усмехнулась Яга, блеснув острыми зубами, – испокон веков на границе стою, вход в мир людей стерегу, одною ногой жива, одною мертва. И не изменится для меня ничего, и до скончания времени будет так.

      Квас я допивала в молчании. Хотела помочь Яге убрать со стола, но она только отмахнулась. Волк спрыгнул с лавки и свернулся у моих ног, совсем как большая кошка.

      Из темного угла старуха вытащила почерневший от времени ларец, окованный железом. Металл ярко блестел, словно только что отполированный. Ларец этот, огромный и неприподъемный даже на вид, Яга несла легко, словно шкатулку.

      – Слушай меня, девица-соколица, слушай и запоминай. – Старческий