Обнаженное море. Марк Довлатов

нет, это хозяина так звали – Анри Негреско. Он румын был немножко.

      – Ничего себе румын – такой купол отгрохал!

      – Его Эйфель делал. Тот, что башню. А форму скопировал с груди своей дамы сердца.

      – Ничёсе – дама у него была! А Эйфелеву башню он с себя скопировал? Тогда понятно, за что она его любила.

      – Зато теперь это символ Парижа. Теперь ты понимаешь, почему его называют столицей любви?

      – Теперь понимаю! А тут кто живет?

      – Да много кто. Шанель жила, Джина Лоллобриджида, Пикассо, Сальвадор Дали, Хемингуэй, герцог и герцогиня Виндзор, Майкл Джексон…

      – Абалдеть! Красиво там внутри, наверно.

      – Красиво. Под куполом висит четырехметровая хрустальная люстра – их всего две сделали, вторую – для Николая II, – он ее повесил в Большом Кремлевском дворце. А еще в этом отельчике есть Королевский салон и салон Людовика XIV – там лежит настоящий ковер Марии Медичи.

      – Да ты что! Круто! Как в кино?!

      – Почти. Но тут – все настоящее. Этот отель – символ Лазурного Берега. Давай я тебя щелкну – на фоне.

      – Подожди, причешусь. Давай. А можно я девчонкам скажу, что мы тут с тобой жили?

      – Зачем, Бельчонок. Вот еще немножко денег заработаем – поживем тут хоть денек – тогда и расскажешь.

      – Ты правду говоришь?!

      – Ну разве я тебя когда обманывал.

      – Мишка, ну давай уже скорей! Так хочется! Я уже сегодня была у тебя Медичи, а теперь бы на ковре так… прилечь. Мариином. А ты бы меня пощелкал.

      – Голую?

      – Ну у них же все там… в Тоскании… ты же сам говорил!

      – Ладно, будешь у меня Афродита Каллипига и Афродита Кастниетида.

      – А это еще что? На ругательства похоже.

      – Да нет, что ты. Это так греки называли свою богиню любви.

      – Да знаю я твоих греков! А перевести как?

      – Нууу… если по-простому… примерно…

      – Давай уже!

      – Бесстыдница голопопая.

      – Ох и палучите вы все у меня! И ты, и греки!

      Так они шли, болтая, наслаждаясь ветерком с моря. От сквера с пальмами они свернули вправо и дошли до фонтанов: дети бродили по дну, перебрасывались мячиками и фрисби.

      – Мишка, я соленая вся. Хочу в фонтан!

      – Ну давай, пока он спит.

      Белка оперлась руками о бортик, разулась, опустила в воду одну ногу, потом другую, пошла по дну, смывая ладонями соль с бедер; фонтан вдруг ожил и выбросил вверх огромные струи воды, они падали вниз, разнося вокруг тучи брызг. Футболка девушки сразу намокла, и из-за островка с пальмами на ней любопытно выглянули соски.

      – Мишка! Ну я мокрая вся! И голая опять! В городе!

      – Ну вылазь, иди ко мне.

      Белка выбралась из фонтана и прижалась грудью к Михаилу.

      – Спрячь меня. Ну как я теперь пойду.

      – Постой так. Ты моя красавица. Помнишь, когда я тебя так в первый раз увидел?

      – Когда? В Шарме?

      – Нет. Дома. Перед подъездом. Гроза началась. Растворила твою маечку. И мы пошли ко мне. Кофе пить.

      – А ты такой подлец оказался!

      – Почему это?

      – Надругался.