Ареи Певерелл. Анна Емцева

тьма, а я все слабее слышу голос любимого.

      Глава 2

      Что-то резко выдернуло ее из вязкой, муторной дымки сна. Разлепить тяжёлые, будто налитые свинцом веки стало почти невыполнимой задачей. Впрочем, это оказалось благом: ударивший по глазам свет резко ослепил и вынудил снова зажмуриться. Заставив себя несколько раз медленно моргнуть, молодая девушка всё-таки смогла немного разглядеть окружающую обстановку. Она полулежала на узкой кровати, опираясь спиной на что-то твёрдое. Взгляд выхватывал почерневшее от времени дерево стен и потолка, а чуть в отдалении – кривоватый грубо сколоченный стул. Судя по немалому слою грязи, этот дом мог похвастаться богатой историей вкупе с давним отсутствием заботливой руки и явной нехваткой денег.

      Время от времени пробегающий по пылающей жаром коже ветерок позволял предположить, что открыто окно. Девушка жадно вдыхала свежий прохладный воздух, безуспешно пытаясь сглотнуть или издать хотя бы какой-то звук, но ссохшееся горло не давало ни шанса на успех.

      Внезапно послышались медленные шаркающие шаги, и кособокая дверь, скрипнув, пропустила подслеповато щурившегося согбенного старика, с трудом передвигающего непослушные ноги. Его лицо изуродовала та самая неприятная дряхлость, что заставляла сухонькие, обтянутые желейной морщинистой кожей руки мелко трястись и придавала ветхому неухоженному телу мерзкий резкий запах, свойственный людям на закате жизни. Подойдя к блондинке, дед внимательно всмотрелся в его лицо, наткнувшись на немного удивлённый выжидающий взгляд. Некогда ясные, имевшие, наверное, благородный голубой или пронзительный серый цвет, а сейчас – мутные и желтоватые на белках глаза широко раскрылись, сверкнув из-под тяжёлых морщинистых век:

      – Очнулась никак! – старик тряхнул жиденькими волосами, едва прикрывающими сальными седыми прядями пятнистую лысину. Отвернувшись, он, причитая, быстро проковылял куда-то к изголовью кровати. – Сейчас-сейчас-сейчас…. – Послышался хрустальный звук льющейся воды, и ходящие ходуном слабые руки попытались аккуратно поднести к губам девушки, неожиданно чистую плошку со свежей водой. Та жадно глотала, с трудом проталкивая живительную влагу в отказывающееся работать горло. – Я уже и не чаял, бедолага ты, бедолага, – ломкий дребезжащий голос стал неожиданным якорем, за который смогло зацепиться сознание, чтобы снова не уплыть в небытие. Блондинка и сама бы не смогла сказать, зачем так упорно цепляется за ускользающую реальность. Почему-то каждый осознанно сделанный вдох, каждое достигшее разума слово, казались сейчас невероятно важными. Всё-таки пролив несколько капель, старик взял какую-то в меру чистую тряпицу и, намочив её, осторожно протёр грудь, пылающее лицо, шею и руки молодого человека, после чего поправил одеяло и пошаркал к выходу. – Ну, очнулась – и хорошо, и ладно, – тихий скрипучий голос убаюкивал. – Чай, жива теперь будешь, стало быть. Спи, отдыхай. – А проснувшись на следующий день, девушка смог заговорить. Снова увидев входящего в комнату старика, он вытолкнул из себя:

      – Кто?.. –