Фальшивое Sолнышко. Андрей Шилов

только силы взялись!?) и со всей дури саданул ей по седой голове дедушки Пандалло; так голова по хате и покатилась, а в мертвых глазах – недоумение.

      Отфутболив подальше от себя Пандаллову голову, Арбузный мальчик сделал три шага к зеленой настольной лампе, облепленной мотыльковой живностью, и с нечеловеческой грустью в дрожащем голосе произнес:

      – Трудно быть маленьким.

      Эти слова потом так и записали.

      – Где записали? – не понял Славка.

      – Да на могилке его, – Маша Умнова отмахнулась от назойливого комара.

      (… И воздуха хватило ей ровно на десять минут…)

      * * *

      Славка Колбешкин сглотнул набежавшую слюну и больно ударился лбом о внезапно возникший перед ним навесной рукомойник.

      – Citrullus proklatus! – завопил Фри, потирая шишку на лбу. – Мы с тобой три часа не виделись, а ты сразу драться… Друг называется!

      – Я же не специально; думал, что рукомойник, – Славка приобнял немца и чмокнул его в щеку.

      – Телячьи нежности, – фыркнула Трусиха, юркнув в открытую настежь детсадовскую дверь столовки, откуда вкусно пахло гречневой кашей и клубничным компотом. Умнова с Пестиком последовали за ней.

      Трусиха обернулась:

      – А плохо быть птичкой…

      – Почему? – спросила Маша.

      – Захочешь поцеловать маму и уклюнешь ее.

      Неожиданно в столовой все стихло. Славка даже услышал, как одинокая муха бьется в окно, а за стеклом тикают круглые детсадовские часы. Возможно, он даже услышал, как минутная и часовая стрелки соединились друг с другом, замерев в приветственном экстазе на цифре 8. Из столовой вышла тетя Ариадна, Ариадна Сергеевна Спасская, старшая воспитательница, чью миловидность не испортили богатый жизненный опыт и невероятный рабочий стаж. За ее спиной возвышалась повариха Зинка Щепкина, 30-летняя вдова с бицепсами Геркулеса и цепким взглядом мисс Марпл, взглядом, от которого не ускользает ничто. Детвора ее справедливо побаивалась, а за глаза так и называла – «Зинка Геркулес». Кто и когда дал ей это прозвище, найдя в нем удачное сочетание щепкинской природной мощи и кулинарного призвания, – об этом история умалчивала.

      При виде Зинки хлюпенький Фри втянул голову в плечи, в очередной раз пожалев о том, что он не страус.

      – Фридрих, пройди, пожалуйста, в столовую. Нам нужно поговорить со Славой.

      Фри с трудом протиснулся внутрь между дверным косяком и тучным Зинкиным телом.

      – Вечные вопросы ходят по улице, – процедил он сквозь зубы.

      – Послушай, Слава, ты ведь уже в курсе, что Люба Пересветова не вернулась с прогулки?

      – Нет, тетя Ариадна, – Колбешкин стрельнул глазами на Зинку Геркулес; та смотрела в темнеющее небо, – я думал, она здесь.

      – Ее здесь нет… Прежде чем звонить в милицию, мне бы хотелось выяснить: ты не знаешь, где она? Вы ведь дружите…

      – Лучше спросите у дедушки Пандалло, а я ничего не знаю.

      – Я обязательно спрошу об этом дедушку Пандалло, –