Мыс Доброй Надежды. Сергей Бусахин

которые могли только иногда чутко дремать или всё время читать газеты, журналы, научные статьи, в крайнем случае книги, а кто-то из них с упрямой настойчивостью смотрел в непроницаемую темноту иллюминатора, делая вид, что так им интереснее пережидать время полёта. С неспящими научными сотрудниками у решительных стюардесс проблем не возникало, и подносы с едой с лёгкостью и незамедлительно переходили из рук в руки. Я даже заметил, что такая упрощённая и малоактивная раздача питания среди научных работников боевитых стюардесс разочаровывала, и они с затаённой радостью бросались к пьяному и храпящему на весь салон матросу, чтобы в очередной раз сладострастно ухватиться за его воротник…

      Нам на двоих – мне и планктонологу Феде Гедеонову – выделили такую грязную и замусоренную каюту, что пришлось убирать её и приводить в божеский вид около двух часов. Закончив уборку, вынесли целый мешок мусора. Всю её отскоблили, вымыли, вычистили, и каюта, можно сказать, засверкала, заискрилась, засияла своей девственной чистотой. Потом сходили к судовой прачке – худенькой, измождённой женщине – за постельным бельём и застелили койки. Я, как всегда, выбрал себе верхнюю. Мой товарищ по каюте, имея вес не менее ста килограммов, не возражал и даже обрадовался.

      – Пойду искать своих лебёдчиков, – сказал он, деловито доставая из сумки завёрнутую в газету бутылку водки, – надо с ними положительный контакт наладить, а то ведь полгода вместе вкалывать придётся – мало ли что.

      Я же так устал от перелёта и этой почти двухчасовой возни с каютой, что даже таинственная фраза моего предусмотрительного товарища «мало ли что», зловеще прозвучавшая в то время, когда наша экспедиция ещё и не начиналась, не произвела на меня особого впечатления, и я без раздумий залез на свою койку и мгновенно заснул.

      Через какое-то время глубокого и освежающего сна я проснулся оттого, что мой громоздкий сосед по каюте Федя Гедеонов, наполнив утлое помещение сивушным запахом, сопя и покряхтывая, втискивал своё объёмистое тело в узкое пространство нижней койки, чтобы через несколько минут, сопровождаемых глухими ударами в переборку, скрипом и потрескиваниями деревянных деталей своего ложа, с лицом непорочного младенца заснуть богатырским сном: с похрапыванием, таинственными выкриками и невнятным бормотанием. Спать мне больше не хотелось и вставать – тоже. Приятно было лежать на спине в расслабленном состоянии и, глядя в голубоватый пластиковый потолок, под тарахтение судового двигателя, мерное покачиванье и шелест волн, доносившийся из открытого иллюминатора, радоваться кардинальным изменениям в размеренной и потому наскучившей городской жизни.

      В голове невольно возникали образы и события, происходившие со мной перед этой экспедицией в Москве. Вспомнил Катюху, с которой ещё несколько дней назад виделся на «Каланчёвке». Это она позвонила мне и назначила свидание «для серьёзного разговора» на лавочке в нашем любимом, заросшем кустами сирени и фруктовыми деревьями