Йага. Колдовская невеста. Даха Тараторина

раз, пе-е-е-еняй на себя!

      – Че-че-чего ба-ба-балакаешь? – передразнил пленник. – Не-не-не понимаю!

      За наглость и поплатился. Били рыжего крепко. В живот, в лицо, по спине. Молча и зло. Он же только вздрагивал от ударов.

      Нутро лесной госпожи вскипело от злости. Вшестером на одного? Да так и зверь дикий в ее лесу не посмеет, а тут люди! Она приподнялась на локтях и показала зубы. Зарычала, подзывая волка. Тот с готовностью подполз на брюхе.

      – Чего встал? Помощь нужна! – вполголоса приказала она.

      И волк немедля перемахнул через кусты. Шестеро мужиков навряд испугались бы одного тощего волка. Да волк был не один. С ним на поляну вытекли черные тени. Как живые, расползлись у серых лап и потянулись к драчунам.

      – Щур, протри мне глаза!

      – А я говорил, нечего ночью в лес соваться!

      – Мужики, мужики, меня подождите!

      – Сто-о-о-ойте!

      Буяны сначала попятились, а там и вовсе бросились наутек. Волк почесал задней лапой ухо и вопросительно оглянулся на Йагу: угодил?

      – Угодил, дружок!

      Ведьма потрепала его по загривку и пошла к избитому, что скрючился под березой. Осторожно перевернула на спину, ощупала ребра, ища переломы. Странным был этот пришлец. Рыжих в их краях вовсе не водилось, кожа белая, алое пятно на щеке, ровно головешкой приложили. И походил на местных не больше, чем лис на жирного зайца: рук-ног вроде столько же, а зверь другой. Побитый вздрогнул под чуткими пальцами и пробормотал:

      – Где ж ты, когда надо… Всегда… Не к месту…

      – Да здесь я, здесь.

      Йага обтерла ему измазанный кровью подбородок, проверила, чтобы горлом не шла руда. Ничего, жить будет. Не так его потрепали, как думалось. Али отбивался хорошо. Задрала рубаху – и ахнула!

      – Краси-и-иво… – протянула девица.

      По коже бежал черный узор. Петли цеплялись друг за друга, текли по телу. Однако ж рассмотреть не довелось: молодец зашевелился, принялся отталкивать лекарку:

      – Не тронь сказал! Лучше сдохну, чем…

      Руки пришлось отнять. Да оно и к лучшему: ребра целы, только синяками белую кожу разукрасило. Йага достала из сумы единственный сорванный на болоте гриб, сдавила в кулаке. Белый сок, что у несведущего лекаря будет лишь ядом, собрался в мутные капли. Ведьма запрокинула голову, собирая их языком. Для незнающего человека яд. А знающему – средство волшебное.

      Она склонилась над молодцем, осторожно разомкнула избитые губы и припала к ним ртом. Уста молодца горчили, видно немало довелось ему горя хлебнуть. И холодны были, как лед! Словно не ранен он, а помер давно.

      Яд смешался с кровью, побежал по жилам. Губы раненого едва дрогнули в ответ, от чего у лесной хозяйки замерло что-то внутри. Она оторопела, вскочила. Странный этот пришлец… Волк подкрался тихо-тихо, как только зверь и может. Ткнулся лбом под колено и просительно заскулил.

      – Знаю, – ответила ему ведьма, опуская ладонь на загривок. – Но я же не совсем в рощу вышла! Я же по краешку! Ты матушке не скажешь?

      Серый