Легенда о Сан-Микеле. Аксель Мунте

выбрались на большую дорогу и вскоре оказались на площади, где два-три матроса стояли у парапета над морем, два-три сонных каприйца сидели перед остерией дона Антонио, а шесть священников, бешено жестикулируя, что-то оживленно обсуждали на ступенях церкви.

      – Moneta! Moneta! Molta moneta, niente moneta! – слышались их голоса. – Деньги! Деньги! Много денег, нет денег!

      Джойя побежала поцеловать руку дона Джачинто, который был ее духовным отцом и un vero santo, настоящим святым, хотя по его виду догадаться об этом было трудно. Она ходит к исповеди два раза в месяц. А часто ли хожу я?

      – Совсем не хожу.

      Какой ужас!

      А она расскажет дону Джачинто, что я поцеловал ее в щеку под лимонными деревьями?

      – Конечно, нет!

      Мы миновали деревню и остановились у Пунта Трагара.

      – Я обязательно взберусь на вершину вон той скалы, – сказал я, указывая на самый отвесный из трех утесов, которые сверкали, как аметисты, у наших ног.

      Но Джойя заявила, что я не сумею этого сделать. Один рыбак полез было туда за яйцами чаек, но был сброшен в море злым духом, который в образе голубой ящерицы стережет там золотой клад, спрятанный самим Тиберием.

      С запада над уютной деревушкой вздымался мрачный силуэт горы Соларо, суровой и неприступной.

      – Я хочу сейчас же подняться на эту гору, – сказал я.

      Но Джойе эта мысль совсем не понравилась. На вершину ведет лестница в семьсот семьдесят семь ступеней, высеченная в скале самим Тиберием, а на полпути, в темной пещере, живет свирепый оборотень, который сожрал уже нескольких добрых христиан. По лестнице можно подняться в Анакапри, но там живут одни только горцы, gente di montagna – очень плохие люди. Обычно туда не ходят, и она сама там никогда не бывала.

      Лучше бы мне подняться к вилле Тиберия…

      Нет! У меня на это нет времени. Я должен сейчас же подняться именно на эту гору.

      Когда мы вернулись на площадь, позеленевшие колокола старой кампанилы прозвонили полдень, возвещая, что макароны готовы. Может быть, я все-таки сперва пообедаю под большой пальмой пансиона Пагано? Три блюда, вина – сколько хочешь, и всё за одну лиру.

      Нет, у меня нет времени, я должен немедленно взобраться на эту гору.

      – До свидания, Джойя, красавица! До свидания, Розина!

      – Addio, e presto ritorno! До свидания и скорого возвращения!

      Увы! Это несбывшееся presto ritorno!

      «Глупый иностранец» – было последним, что я услышал из алых уст Джойи, когда, следуя призыву судьбы, поспешно взбирался по финикийским ступеням в Анакапри.

      На полпути я догнал старуху, несшую на голове большую корзину с апельсинами.

      – Добрый день.

      – Buon giorno, signorino.

      Она поставила корзину на камень и протянула мне апельсин. На плодах лежала пачка писем и газет, завернутая в красный платок. Это была старая Мария Почтальонша, дважды в неделю доставлявшая почту в Анакапри. Впоследствии мы с ней очень подружились, и она умерла на моих глазах, когда ей было уже девяносто пять лет.

      Мария порылась в письмах, выбрала самый большой конверт и спросила меня, не адресовано ли оно Наннине ла Капрара, которая ждет не дождется