Последние дни Распутина. Феликс Юсупов

весь день я буквально не имел покоя, сидя дома и работая у своего письменного стола: телефон мой трещал с утра до вечера, знакомые и незнакомые лица выражали сочувствие всему мною сказанному вчера; и должен признаться, что степень этого сочувствия поднялась до такого градуса, что дальнейшее пребывание у себя в кабинете мне сделалось невыносимым; нет положения более глупого, по-моему, чем молчаливо выслушивать похвалы себе, не смея перебить говорящего и разливающегося соловьем в твою пользу.

      Бесконечное число лиц заносили мне сегодня свои визитные карточки в знак сочувствия.

      Среди них была масса от членов Государственного Совета и, что мне особенно дорого, от старика графа С. Д. Шереметева, которого я привык любить и уважать наравне с покойным близким мне А. А. Нарышкиным, ибо оба они рыцари без страха и упрека.

      Из звонивших по телефону меня заинтриговал один собеседник, назвавшийся князем Юсуповым, графом Сумароковым-Эльстоном.

      После обычных приветствий он, не удовлетворившись этим, просил разрешения побывать у меня в один из ближайших дней, по возможности скорее, для выяснения некоторых вопросов, связанных, как он сказал, с ролью Распутина при дворе, о чем по телефону говорить «неудобно».

      Я просил его заехать завтра, в 9 часов утра.

      Любопытно узнать, о чем он хочет говорить и что ему нужно?

      21 ноября

      Сегодня, ровно в 9 часов утра, ко мне приехал князь Юсупов.

      Это молодой человек лет тридцати в форме пажа, выполняющий, очевидно, военный ценз на звание офицера.

      Мне он очень понравился и внешностью, в которой сквозит непередаваемое изящество и порода, и, главным образом, духовной выдержкой. Это, очевидно, человек большой воли и характера, – качества, мало присущие русским людям, в особенности аристократической среды.

      Он просидел у меня более двух часов.

      «Ваша речь не принесет тех результатов, которые вы ожидаете, – заявил он мне сразу. – Государь не любит, когда давят на его волю, и значение Распутина, надо думать, не только не уменьшится, но, наоборот, окрепнет, благодаря его безраздельному влиянию на Александру Федоровну, управляющую фактически сейчас государством, ибо государь занят в Ставке военными операциями».

      «Что же делать?» – заметил я.

      Он загадочно улыбнулся и, пристально посмотрев мне в глаза немигающим взглядом, процедил сквозь зубы: «Устранить Распутина».

      Я засмеялся.

      «Хорошо сказать, – заметил я, – а кто возьмется за это, когда в России нет решительных людей, а правительство, которое могло бы это выполнить само и выполнить искусно, держится Распутиным и бережет его как зеницу ока».

      «Да, – ответил Юсупов, – на правительство рассчитывать нельзя, а люди все-таки в России найдутся».

      «Вы думаете?»

      «Я в этом уверен! И один из них перед вами».

      Я вскочил и зашагал по комнате.

      «Послушайте, князь, этим не шутят. Вы мне сказали то, что