Собиратель книг, женщины и Белый Конь. Библиотека журнала «Вторник». Олег Лебедев

были на втором плане. А на первом был он. Человек. Глаза которого были мне хорошо знакомы. Почти такие же глаза были у Кабана, который хотел покончить со мной на заброшенной военными дороге, а затем явился галлюцинацией на стареньком «Запорожце». И в другом у меня не было сомнений – это тот самый господин, которого я случайно толкнул на празднике нашей фабрики.

      Сейчас я впервые увидел его без маски и в истинном образе. «Тони… Так вот какой ты, Тони-Кабан», – подумал я, рассматривая его.

      Глаза маленькие, с желтизной. Лицо так же, как у Кен, кельтского типа (все-таки родственники). Но совершенно другие черты лица. Грубые, будто высеченные угрюмым каменотесом. Тяжелый, большой подбородок. Довольно полные губы. Рыжеволосый…

      На голове так же, как у Кабана из «Запорожца», повязка. Немного грязноватая (Тони, ты – неряха!) и меньше, чем прежде (поправляется, гадина!). Тонкие, охватывающие рот усы. Они выглядели немного комично, диссонируя со всем тяжеловесным обликом этого широкоплечего господина.

      Выглядел Тони крайне разгневанным. Ненавидящий взгляд (это, впрочем, для меня уже было относительно привычным явлением), пунцовые щеки, нервные, судорожные попытки укусить свои собственные усы.

      А еще он был, как и я раздет по пояс (иначе как бы я разглядел его широкие плечи?). Надо, кстати, признать, что, судя по тому, что я видел (все-таки считать полностью истинным образ в зеркале было нельзя; возможно, в нем была не только реальная, но и иллюзорная составляющая), Тони был физически более развит, чем я. Правда, я выигрывал в росте. У меня почти 190. Тони, как мне показалось, был на сантиметров пятнадцать ниже.

      Мне было ясна цель этого появления в зеркале – как следует напугать меня (Тони, я был уверен, знал, что мне все известно о нем, о его колдовстве). Но испуга у меня не было. Я понимал – пока у Тони, после того, как его «приласкал» Белый Конь, нет сил на настоящий удар. Если бы он оклемался, то не торчал бы со свирепым видом и перевязанной головой в зеркале, а выкинул бы что-нибудь серьезное. Похожее на нападение в лесу.

      Тони сощурил свои и без того маленькие глаза и сверлил меня ими. Будто пытался пронзить взглядом. Он молчал. Мне тоже не хотелось разговаривать с ним. И зол я был на него точно не меньше, чем он. Так что еще вопрос: в чьем, – в его или в моем взгляде, – было больше ненависти.

      В этом нашем противостоянии (за исключением, конечно, «зазеркального» нахождения Тони-Кабана) никакого колдовства пока не было. Я чувствовал, что его и не будет. Мы были на равных. Мы смотрели друг другу в глаза. Я старался не моргать. Тони, кажется, тоже. Я весь сосредоточился на этой безмолвной борьбе: было тяжело выдерживать ненависть его взгляда, но отвести свой взгляд было нельзя. Как ни странно, но в эти минуты нашей своеобразной схватки я смог многое разглядеть в Тони.

      Никогда не считал себя особенно проницательным, а сейчас, на свое удивление, кое-что смог увидеть. Не только ненависть (она была на поверхности),