Прошка Лебеда и жезл некроманта. Александр Сергеевич Панов

Посмотрел на наглую птицу, которая и не думала покидать его жилище. Их разделяло не более полутора метров. Был бы Прошка порезвее, можно было бы попытаться схватить гадину, а так… Он шагнул в сторону окна и петух, кукарекнув напоследок что-то нелицеприятное, выпорхнул на свободу.

      – Тварь пернатая! – выругался Прошка и оглядел себя с ног до головы.

      На нем был все тот же, презентованный дружинниками мышиного цвета наряд из просторной грубой рубахи и таких же бесформенных штанов. Неизвестно откуда они выудили это рубище, но, учитывая то, что полицейская форма, обильно залитая машинным маслом, лежала сейчас на берегу реки и не могла быть более использована в качестве одежды, стоило поблагодарить их и за это. Зато на ногах были добротные кожаные полицейские ботинки. Прошка диву давался, как не отжали у него это чудо дружинники еще тогда, когда они не были друзьями… В дверь стукнули.

      – Новенький, живой? – смутно знакомый женский голос из-за двери почему-то заставил сердце Прошки забиться чаще. – Спускайся на завтрак. Потом инструктаж.

      За дверью раздались удаляющиеся шаги. Мучительно, обхватив голову руками, и от напряжения даже присев обратно на койку, Прошка попытался вспомнить, кому принадлежал этот голос. Сознание, насильно вырванное из сна противной птицей, откликнулось на запрос хозяина не сразу. Сначала явило замыленный образ женщины. Затем ощущение приятной дрожи где-то внизу живота. Острое желание прильнуть к пышному телу… Обхватить ладонью шикарную грудь и… Наконец, память выдернула из подсознания красивое, при этом строгое лицо, синие, как море глаза…

      «Море! Марьяна!» – пробилось откуда-то изнутри имя. Сердце затарахтело, как сумасшедшее, и Прошка, забыв про похмелье, рванул из своей комнаты, едва не свернув с хилых петель грубую дверь.

      – Женщина! Марьяна! – орал он вслед, распознав в дальнем конце длинного коридора соблазнительную фигуру хозяйки общежития. Та, казалось, не слышала, или не хотела услышать окрик новенького.

      Сдаваться Прошка не привык. Резво перебирая ноющими от нескончаемых пеших прогулок ногами, он приближался к женщине. Его легкие при этом, медленно, но верно лезли наружу через нос, а может быть через уши. Понять было сложно. Наконец, тело сдалось. Мужчину согнуло пополам. Из груди вырвался хрип. И надо же было случиться такому, что именно в этот момент красавице пришло в голову остановиться и посмотреть на преследователя. На ее лице отразилась снисходительная, при этом явно недобрая улыбка.

      – Ну! – буркнула она. – Чего голосишь, алкаш?

      – Простите! – взял Прошка быка за рога, глотнув очередную порцию воздуха. – Поговорить надо. Я тут новенький. Ничего не знаю…

      – Само собой! – отозвалась Марьяна. Руки уперлись в упругие бока. – Я и говорю: после завтрака ко мне на инструктаж. Вообще без него я и записывать тебя в постояльцы права не имею… Но вчера ты в зюзю был. А отец-инквизитор настоятельно просил, если дружинники не наврали.

      – Не наврали, – уверил