Третий чемпионат фабулы по прозе. Александр Паршин

который льва в пустыни исцелил, из лапы занозищу удалил и до полного выздоровления хворого выхаживал. Так-от на Гаранины-то именины поп в проповеди и сказал. И прибавил ишо, что была между Герасимом и львом во всю жизнь дружба великая, а как преставился Герасим, лев ему могилу когтями вырыл, сам старца погреб и на могиле той от умиления сердечного издох.

      – Вот и ты, раб Божий, таковой дружбы сподобляйся! – присовокупил поп и щёлнул Гараню медным крестом по маковке, просфору праздничну по случаю именинов из кармана вынув.

      Гараня-то в прежни времена о дружбе со львом и думать не знал. А тут ему попово благословенье не тем боком в голову-то и стукни:

      – А что ж? – размыслил он сам в себе, – Парень я видный, состоятельный, лицом обоятельный, что бы и не задружиться мне с каким лютым зверем на случай драки али другого какого злоключения.

      С тем из Церквы и вышел.

      – Льва-то в наших краях сыскать промблема, так пущай хоть кто помельче, да посноровистей у меня в друзьях будет.

      Завязал узелок с провизией и пошёл в лес.

      Лес-от у нас, тот и взаправду волшебной. А медмеди, говорят, в ём лесные свяшшенники. Кабы медмедь сразу Гараню назад-то благословил, тот бы недолго скитался да мыкался. Так ведь нет, – иньший день медмеди как на парад в деревню ходют, только что без ружьев да сабель, а тут вышло у них с Гараней полное расхожденье интересов. То ли прослышали они, что мужичок-от не их, а льва розыскиват, то ли вон вышли по надобности на какую благородну ассамблею. Не было их, одначе, на ту пору в лесу. А мужичку-то нашему медмедь по самой малости и был ох как надобен!

      Шёл-шёл Гараня, долго ли коротко, шага два ступил – видит, ёж на тропке клубочком свернулси.

      – Ага! – думает себе мужичок, – До льва-то ёж, почитай, двух медмедев недорос, однако ж колюч, да занозист. Коли подпихнуть кому под драку такового друга под мягко место, так уж и одним сопротивником меньше будя!

      Так-от он подумал, а сам-то и не знат, как к ежу подступицца. Шапку с головы снял – мысля пропала. Шапку надел – ежа взять нечем. А голыми руками так и сяк подступись – не возьмёшь.

      – Ох, – смекает Гараня, – Зря я рукавицы дома забыл!

      Пошёл-то он в лес летом. Зимой у нас ежи в лесу и не встречаюцца, по норам спят. Тут припомнил про то и сам Гараня, да и говорит в сердцах:

      – Эх! Задружился бы я с тобой, ёжик, да больно ты в зиму сонлив. Скажу ишо, тулупчик твой от моды самолучшей далече. Кабы был ты гладок, шелковист да кудряв, аки агнец, покудасть гармоника под драку не наяриват – так и был бы ты мне по гроб жизни верный друг!

      Ёжик пофыркал, да и укатился в листву под коренья. А что ежу сказать? Он буквиц говорящих не знат!

***

      Перешёл Гараня пригорок, да ложбинку, да упавшу лесинку, да ишо трясинку, видит – лиса перед ним огнём по осинничку мелькат.

      – Эге! – размысливат мужичок, – Лиса зверь хитрой да бывалый.