Не догоняй давно ушедший поезд. Ольга Трушкова

мама разрешила Стёпке выходить во двор и он тут же, взяв все свои рисунки, сломя голову помчался к Тимке.

      Дядя Олег опять долго и очень внимательно рассматривал их, потом попросил оставить на несколько дней. Да хоть насовсем! Стёпке не жалко. Таких-то картинок он сколько угодно нарисует. А вот как нарисовать ту, единственную, увидев которую, люди сразу станут добрыми? Они перестанут говорить гадости друг другу и пить вино с пивом, а папы не будут у мам требовать денег и считать им рёбра.

      У маленького Стёпки была большая мечта: он хотел нарисовать Радость. Только мальчик не знал, как это сделать.

      Через три дня дядя Олег сам пришёл к ним домой. С ним был Тимка и незнакомый дяденька, которого они называли Михаилом Кирилловичем. Михаил Кириллович сначала поговорил со Стёпкой, просмотрел те рисунки, которые тот нарисовал за эти три дня, и подарил настоящие акварельные краски и большой альбом с гладкими листами. Потом дядя Олег и Михаил Кириллович о чём-то долго разговаривали с мамой. Стёпка не слышал, о чём, потому что учил Тимку играть шашками «в Чапая».

***

      Михаил Кириллович стал частым гостем в их доме. Он приносил с собой рамку, на которую была натянута белая простыня, много разных кисточек, красок и подолгу что-то рисовал, однако смотреть никому не разрешал. Но если Стёпке была дарована полная свобода, то маме было строго наказано сидеть на одном месте. Это, наверное, чтобы она не подглядывала. Стёпка-то подглядывать не будет, он мужчина. А женщины, они же любопытные.

      Через несколько дней Михаил Кириллович показал то, что нарисовал. Стёпка ахнул – на него с простыни смотрела живая мама!

      – Вот бы мне научиться рисовать такие картинки! – восхищённо прошептал мальчик.

      Михаил Кириллович ласково потрепал его по щеке.

      – Ну, вот, Степан, с этого мы и начнём наш с тобой первый урок. Запомни: это не картинка. Это портрет. А портреты не рисуют. Их пишут. Причём, не кистью – сердцем.

***

      Молодой художник куском мягкой ткани тщательно протёр кисть, положил её в футляр и отошёл от мольберта. Вот и всё. Конец долгой работы. Сделан последний мазок. Он вымыл руки и набрал по мобильнику номер.

      – Тимка, привет! Ты можешь ко мне приехать? Да. Что? Прямо сейчас? Всё, жду.

      Через час в мастерскую молодого художника вошёл высокий рыжеволосый мужчина лет тридцати с небольшим.

      – Давай, показывай свои шедевры.

      Художник снял покрывало с первой картины.

      – Ба! Да это же наше детство! Вот песочница. Мы с тобой пишем слово МАМА. Лавочка. Тополь весь в пуху. Слушай, ты же должен помнить, как я в детстве страдал от аллергии на него? Так вот, у меня даже сейчас в носу засвербило при виде этого тополя.

      На второй картине был изображён Знаменский собор. Казалось, что колокола, сияя позолотой в лучах восходящего солнца, издавали мелодичный звон, который плыл и плыл над старым сибирским городом. Здесь