Ветер с ароматом корицы. Татьяна Абалова

таз, но я зорко следила за тем, чем занимается капитан. Рут Талбах не скрывал секретов мастерства, охотно рассказывал, почему одну часть опары использовал сразу, а вторую убрал «на потом». Старик собирался замешивать два вида хлеба: простой для народа и сдобный для королевского двора.

      – Молоко должно быть теплым, но не горячим, и обязательно подсыпь сахарку, чтобы забродило, набралось воздуха. И в тепле подольше расстаивай, следи, чтобы хорошо поднялось, иначе получишь подошву от сапога, а не хлеб.

      Когда опара увеличилась вдвое, старик приступил к делу. Я следила за его руками, жилистыми и сильными, легко справляющимися с большим количеством вязкого теста. Закатав рукава рубахи выше локтей, он мешал густую массу, куда подсыпал муку и доливал масло, похожее на наше, подсолнечное.

      – А почему вы готовите хлеб на корабле, а не на своей прекрасной кухне?

      – Во-первых, мы дома бываем нечасто, если только нужда загонит, а во-вторых, на судне печка лучше приспособлена под хлебные формы. Да и огонь поддерживается круглосуточно, не надо специально разводить. Зачем зря пропадать добру?

      – Вы готовите хлеб загодя. Но он же до утра сделается несвежим.

      – Много ты понимаешь в нашем деле. Если все оставить на последний момент, можно не управиться. Слышала, королевский двор заказ увеличил вдвое?

      Я кивнула.

      – А тот простой хлеб, что сейчас напечем, положим в сундуки. Они хоть и не магические, но вполне сохранят его свежим. Даже хрустящая корочка никуда не денется. А вот сдобу будем готовить в последнюю очередь. Уже под утро. Видишь, я опару на нее даже не ставил.

      Капитан разложил подошедшее тесто по квадратным формам. Я провозилась с ними битый час, соскабливая гарь и смазывая маслом.

      – Тесто перед печью обязательно должно «отдохнуть», – наставительно произнес старик, накрывая формы тонким полотенцем.

      На дворе стояла глубокая ночь. Пели сверчки и жабы. Я уже валилась с ног и только и искала место, где бы приткнуть свой зад. Капитан заметил, что я клюю носом и, пожалев, велел идти в дом.

      – А вы? – спросила я из вежливости. Совсем не горела желанием остаться.

      – Я здесь прикорну. Будет время соснуть, пока тесто для караваев поднимается. Сдоба – она небыстрая. Ей из-за масла и яиц тяжелее воздуха набраться, – приговаривая это, капитан открыл люк, сдвинув в сторону металлический лист у печи.

      Воры не заметили тайный склад. Старик вытащил на свет и открыл бидон, где золотилось топленое масло. У моей бабушки такое хранилось в банках, и я узнала его по белесой пеночке и зернистой массе. Потом извлек корзину с яйцами и короб с кучей мешочков. Густо запахло корицей. Мне было приятно, что и здесь имеются привычные нам, землянам, специи.

      Я пошла к себе, когда капитан высыпал из мешочка на раскаленную сковороду орехи, чтобы немного подсушить их. Зайдя в комнату, я обнаружила на подушке связанные атласной лентой полевые цветы – извинение от Малыша Хакли. Пришлось тащиться на кухню, чтобы набрать в кружку воды и поставить в нее нехитрый букет. Лента тоже пригодится