Страсти по любви. Владимир Степанович Романюк

под настольной лампой.

      Надо сказать, что все обитатели карандашницы уже давно бы друг друга уничтожили, устроив чернильное наводнение, располосовав перьями, проткнув остро заточенными концами или другим каким-нибудь способом, но они знали характер Хозяина не терпевшего их малейших поломок, которые были бы неизбежны в условиях полномасштабных военных действий. Все они помнили, как их Господин обошелся с представительницей семейства шариковых, а она была далеко не дешевка! Как только начались капризы, сразу же ее сердце в виде пластмассового стержня было пущено на изготовление скользящего поплавка для предстоящей рыбалки и это несмотря на объемный корпус с удобной для письма мягкой зоной грифа и прозрачными декоративными полосками.

      Весь их мир был ограничен фантазией Хозяина и письменным столом. Правда, красный карандаш рассказывал байки о жизни с приключениями за его приделами – о том, как он побывал в когтях у кошки, но ему не очень-то и верили, понимая, как сильно он ударился, падая на пол. Вслух же, никто его во лжи не обвинял, помня о том, какой кровавый след он может оставить, одним росчерком перечеркнув все ихние труды.

      Только надежда когда-нибудь прославиться придавала сил жителям карандашницы. Надежда и их ненависть. Ненависть даже в большей степени. Все они ненавидели клаву. Ненавидели ее такой жгучей ненавистью, что готовы были даже терпеть, когда их грыз хозяин.

      Надеяться, они, конечно, тоже надеялись, но как-то очень слабо. Интернет давно уже не глючил, а шансы на то, что отключат электричество, были минимальные.

      Так бы они себе и жили своей незамысловатой канцелярской жизнью, если бы у Гения просто не заболел глаз, то ли от того, что простыл, то ли от количества времени, проводимого у монитора. Как типичный представителей вида Хомо Графаманиус, хозяин не мог не творить.

      Появление белоснежного листа стало закономерным и было воспринято обитателями карандашницы, как знак судьбы. Этот, бьющий по нервам своей непорочностью лист был для всех грешивших словоблудием раздражителем, сравнимым, пожалуй, только с красными трусами для быка.

      Каждый их них готов был отдать все, лишь бы зацепиться за любой из этих квадратных сантиметров счастья любой ценой. Их воспаленное сознание уже рисовало картины, в которых они, упиваясь этой белизной, покрывают ее нежными словами, словно мужчина любимую женщину своими поцелуями. Даже обыкновенная точка или запятая поставленная любым из них на этот лист, напоминающий хрустящую, накрахмаленную чистоту простыни брачного ложа, могла сравниться только с потерей девственности невестой.

      Рука Хозяина потянулась к карандашнице и взяла её в руку. Заглянув вовнутрь, он заметил за на дне своего любимчика – коротышку, почти затоптанного всей этой пишущей братией. «Начнем творить!» – произнес Мастер, обращаясь к нему, как к старому другу.

      Жалкий огрызок! – презрительно подумали все хором, но даже мысли о возмездии,