Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры. Марк Коэн

так, что она разбила лицо о железную спинку. С губ сорвались первые темные капли. Кулаком ударила в ухо. Потом схватила за шею и трясла-трясла-трясла ее, пока голова моталась из стороны в сторону. Что я шипела ей в самое лицо, усевшись на грудь, выдавив из легких воздух? Чем угрожала?

      – Нет! – вырывается у меня. – Я не видела Юльку! Не видела! И ничего ей не делала!

      И голос, похожий на мой собственный, спрашивает тихонько:

      «Откуда тогда эти картинки в твоей голове?»

      – Я ничего не делала! Я просто хотела, чтобы она ушла!

      Когда спишь урывками, в какой‑то момент перестаешь понимать, где кончается твой последний кошмар. Я просто сплю. И Кася в пушистом венке из крапивы ласково кивает мне – конечно, сон. Губы у нее не двигаются, глаза сплошь черные. Шш! Нужно только упасть, и начнется новый.

      – Ушла?! – истерически взвизгивает Данка. – Вот так просто, Магда?! Ты сама призналась в том, что сделала! Ты заставила ее уйти, чтобы больше не показывалась на глаза твоему милому Штефану! Вот только ты не подумала, что она может уйти вместе с ним!

      При упоминании Штефана я отвлекаюсь от лихорадочных попыток осознать, что происходит на самом деле, а что выдумка.

      – Плевать мне на него. И на Юлию, и на тебя! На всех мне плевать! На этот чертов пансион, ксендза, пани Ковальскую! Все, чего я хочу, – чтобы это кончилось!

      – Скоро кончится, – хихикает Данка.

      Она сует руку в карман и извлекает гремящий коробок каминных спичек длиной почти с ее ладонь.

      – Все совершают ошибки, Магда. – Данутино лицо становится задумчивым. – Ты, Юлия, Кася. Но в церкви я услышала прелюбопытную вещь: все, что нужно, – это раскаяться. Представляешь? Только и всего. Я готова принять твое раскаяние. Как тебе план?

      Спичка царапнула по шероховатому боку коробка. Взметнулся желтый лепесток. В сумерках высветился острый подбородок Данки, глаза запали, но в их матовой глубине заплясали два серных огонька.

      Клара вздрагивает, точно очнувшись:

      – Дана, а ты не думаешь?

      – Да, что ты собралась… – подхватывает Мария, но она их перебивает:

      – Вы помните правила игры, девочки? Пока вы молчите – я молчу. Тишина за тишину. – Дана улыбается, обнажая мелкие зубы.

      Я пытаюсь вырваться. Что она собирается делать?

      – Держите крепко. Это очищение огнем.

      Прикрывая огонек ладонью, как когда‑то свечку, она приближается ко мне. Всего несколько секунд, и горящая каминная спичка оказывается возле моего лица. Я чувствую жар, он еще отчетливей из-за стылого воздуха. Дана задыхается от восторга.

      Отклоняться мне больше некуда, я упираюсь каблуками туфель в землю, барахтаюсь в крепкой хватке моих бывших названых сестер. Уютный запах горящего дерева приводит меня в ужас.

      Я – здесь. Меня удерживают две одноклассницы, и третья собирается сжечь мне лицо.

      – Дана, прекрати! Ты никогда не умела остановиться!

      – Так