Рудольф Нуреев. Я умру полубогом!. Елена Обоймина

более высокого и крупного. Костюмер закрепила брюки при помощи булавок, но после первых же па булавки вылетели и брюки упали на пол прямо к ногам танцора. Зрители, естественно, заулыбались. Рудик в бешенстве убежал за кулисы. Брюки вновь закрепили, уже более надежно и плотно, и он вернулся на сцену, решив держать себя так, как будто ничего особенного не произошло. Но…

      «Через несколько минут я вновь услышал зловещий шум выстреливших булавок. Мои брюки широко раскрылись, и я опять оказался полуголым перед аудиторией.

      Я полагаю, что большинство детей в пятнадцать лет в этих условиях отказались бы продолжать выступление, но не я. Еще раз я бросился за кулисы и умолял организаторов дать мне еще один шанс закончить танец. Переговоры, обещания, что все будет прилично, и наконец, удар в барабан, и конферансье, просунув голову через занавес, объявляет, комически выговаривая букву «Р»: «Товарищ Рудольф Нуреев обещает вести себя прилично и не выкидывать больше никаких штучек. Так дадим же ему последний шанс закончить танец»[7].

* * *

      В 1953 году Рудольфа пригласили в балетную студию при Башкирском театре оперы и балета. О нем уже знали как о талантливом мальчике-танцоре. Преподавала здесь Загида Бахтиярова, одна их первых балерин башкирского театра. Некоторые уроки вел главный балетмейстер театра Виктор Пяри. Студия готовила в основном артистов кордебалета, но Рудольфу доверяли и небольшие сольные партии. Он был оформлен как артист балета и получал небольшую зарплату: десять рублей за вечер. Но тогда деньги имели для Нуреева наименьшее значение: он был переполнен счастьем от того, что получил работу, и чувствовал, будто у него выросли крылья.

      «В действительности же это была далеко не блестящая перспектива – все, что я делал в театре, это ходил по сцене несколько вечеров в неделю то слугой, то нищим, то римским солдатом или еще кем-то в этом роде, – спустя годы трезво посмотрит Рудольф на былые успехи. – Но исполнение этих маленьких ролей также требовало репетиций, и становилось все труднее и труднее пропускать уроки и удерживаться в школе. Даже более юные, чем я, когда решали идти зарабатывать себе на жизнь, просто заявляли об этом своим родителям, и те устраивали их для продолжения учебы в вечернюю школу. Но как я мог признаться, что зарабатываю всего 300 рублей в месяц? Наконец, представившись артистом Уфимского оперного театра, я побывал в различных рабочих коллективах, где предлагал давать еженедельные уроки народного танца за 200 руб. в месяц. Это требовало большого нервного напряжения, но я понял, что могу заниматься этим. Так или иначе, но я стал зарабатывать столько же, сколько зарабатывал мой отец в те дни. Обстоятельства складывались благоприятно».

      Со временем обстановка в семье Нуреевых немного смягчилась: статус театрального артиста значил немало. Правда, десятый класс Рудик заканчивал уже в школе рабочей молодежи – учиться в обычной школе и работать оказалось непросто.

      У

7

Нуреев Р. Автобиография. М.: Аграф, 2000.