Практикум ФАН. Арина Анатольевна Подчасова

«Водонапорная станция» над входом, он с трудом открыл щербатую и перекосившуюся от времени дверь. Протиснувшись в проход, в темноте он оступился и неловко боком толкнул тяжелую дверь. Дверь заскрипела ржавыми петлями как раненный единорог и больно защемила ему его чешуйчатый хвост. Алхимик вскрикнул и пыльные стены башни ответили ему глухим эхом…».

      И тут, в стеклянные двери лаборатории интенсивной симуляции Факультета Аналитической Неврологии (ФАН), громко постучали. За стеклом махала руками и подавала знаки к немедленному открытию замков миловидная девушка из секретариата университета. Тучный бородатый Профессор вскинул взгляд на двери, с сожалением закрыл чудесную бумажную книгу про хвостатого алхимика и пошел встречать незваную гостью.

      – Лизонька, дорогая, Вы что, не видите? Я занят! У меня сеанс!

      – Но, Дмитрий Артемьевич! Вы всегда заняты, а между тем, вы все еще не заверили списки своих студентов на курс «Знаю людей», которые я вам отправила еще третьего дня! Документы не могут больше ждать! Сколько можно?! Я требую, чтобы Вы сделали это сейчас и при мне! Иначе вы опять забудете, как в прошлый раз!

      – Лизонька, посмотрите туда, сделайте милость! Вы видите в этой капсуле зеленого от напряжения третьекурсника?! Видите? Мне нужно следить за его жизненными показателями и мозговыми импульсами. Он может в любой момент выйти из транса и напрочь выпасть из учебного процесса! Это очень важная работа, я занят. Списки подождут.

      – Вижу я, как Вы заняты. И Лиза покосилась на лежащую на кресле профессора книжку. – Ничего не будет с вашим третьекурсником. Он и медосмотр сегодня у медицинского бота проходил перед погружением в симуляцию, и приборы, если случится нервная перегрузка, запищат как резанные. У нас же хорошая капсула симуляции, последнего поколения. Так, что, уважаемый Дмитрий Артемьевич, давайте, при мне поставьте все нужные галочки на допуск и я оставлю Вас с вашим «зеленым» и вашей книжкой наедине.

      – Жестокая, Лизонька! Вы очень жестокая! У меня и органайзера-то с собой нет …, – начал было бубнить Профессор.

      Но Лизонька решительно протянула ему свой электронный университетский органайзер. Тот нехотя взял эту маленькую плоскую вещицу, потыкал в нее пальцем и перед ним открылся воздушный экран с нужными ему списками. Пробежав глазами знакомые фамилии, он запечатлел в воздухе свою подпись и свой фирменный «одобрямс», закрыл экран и отдал вещицу секретарше.

      – Ну, вот дел-то на пять секунд, а не напомнишь, так вы и не соизволите!

      Лиза резко повернулась на своих модных каблуках, словно солдат на плацу и направилась к двери. Профессор вздохнул и вслед уходящей девушке проговорил:

      – А поцеловать? Душечка, а поцеловать?

      Лиза тут же обернулась к нему и засмеялась.

      – Ой, Дмитрий Артемьевич, Вы все шутите! Да, только я не ветеринар осеменитель из вашего старинного анекдота, а вы не корова. За что же мне вас целовать?! И она хихикнула. Кстати, на следующей неделе, не забудьте отправить представления на ваших студентов с рекомендованными для них местами практики. Если пришлете вовремя, обещаю, я вас поцелую, в щечку! Будьте уверены!

      Она еще раз хихикнула, и выпорхнула из комнаты. Стеклянные двери закрылись за спиной бойкой секретарши.

      – Ну, хоть что-то, – проворчал себе в бороду профессор и вернулся в свое кресло рядом с прозрачной капсулой симуляции, в которой неподвижно лежал молодой человек лет тридцати.

      Профессор водрузился в свое кресло. Взял было книгу в руки, но настроение читать куда-то испарилось. Он вглядывался в лицо «погруженного в чужие воспоминания» и вспомнил вдруг, как сам когда-то изучал глубинные сценарии человеческой жизни. Капсула у него была попроще. В ней периодически тошнило от нервной перегрузки. После серии погружений в капсуле, приходилось пропивать курс антидепрессантов, потому что психика погружающегося была полностью дезориентирована, и некоторое время «жила чужим психическим материалом». Но, даже тогда оно того стоило. Эмоции тех воспоминаний накатили на профессора и он, предчувствуя, что сейчас выдаст что-то полезное для работы, мысленно приказал мозговому имплантату писать внутреннюю речевую продукцию, и стал проговаривать у себя внутри то, что само на ум шло:

      – Эх, друг мой ситный! Почувствовать себя в шкуре другого человека, побыть другим человеком – это конечно незабываемый опыт, который раз и навсегда лишает человеческий ум многих и многих иллюзий. Другой вопрос, как жить потом с этим знанием дальше. Как жить, когда понимаешь, что человека сформировало такое количество им прожитых событий, которое ни осознать до конца нельзя, ни даже просто поименовать и перечислить. Не то, чтобы исправить! Другой – это другой, и понять, почему в своей жизни он делает именно это и именно так, нет никакой возможности, даже гипотетической.

      Не для каждого человека возможно в принципе сначала познать, а потом навсегда отбросить вопрос: «почему Другой – есть Другой?», да еще и психически не разрушиться после этого глубинного понимания. Именно поэтому капсула симуляции всегда имела и имеет личностные и возрастные ограничения применения.

      Профессор мысленно приостановил