Змей на лезвии. Елизавета Дворецкая

это зрелище совершенно отчетливо. Все в нем было так, как рассказывала Людяна, их с братьями нянька-словенка. Не раз уже, когда облака в небе рисовались особенно ясно и отчетливо, Вефрид казалось, что вот-вот она увидит кого-то из богов или их жилища. Почти видела в озаренных солнцем белых грудах золотую женщину на крыльце золотого дома… Рагнар, младший брат, твердит, что ничего она не видела, а, наслушавшись Людяны, вообразила себе Перуна и вбила в голову, будто видела… Но Рагнар просто завидует – он сам яйца в соломе и грибы в лесу хорошо замечает, больше ничего. Пройди Перун у него прямо над головой – не увидит.

      Посреди двора уже старик Рогозинка дудел в рожок – солнце встало.

* * *

      У двери децкой избы[16] стоял Гудлауг Валун – из бывших хирдманов Эскиля Тени, теперь служивший у него тиуном, то есть управителем хозяйства. Вефрид, как дочь хозяина, он приветствовал, изобразив нечто среднее между почтительным кивком и легким поклоном; выпрямившись, строго воззрился ей за спину, где Коль небрежным шагом спускался с лестницы:

      – Эй ты, бродяга! А ну бегом в избу, иначе поедешь голодным. Быстро ешь – и в клеть, будем носить припасы к лодкам. Живей!

      Коль и его брат Орм объявились в Видимире дней через десять после Середины Лета – словене его называют Ярилиным днем. Орм, старше Коля лет на десять-двенадцать, совершенно на него непохожий темнобородый мужчина, рассказал: они родом из киевских русов, пришли в Хольмгард вместе с дружиной князя Святослава, но там решили с ним расстаться и податься на восток, где, говорят, легко добыть хорошие меха и есть возможность продавать их в Булгар. В этом ничего необычного не было – с тех пор как лет сорок назад был проложен прямой путь из Мерямаа до Булгара, целые словенские роды перемещались на восток, от озера Ильмень к Мерян-реке. Население Видимиря наполовину состояло из таких переселенцев, и у этих же родов брали жен бывшие хирдманы Эскиля Тени, поселившиеся вместе с ним. Удивляло то, что братья Орм и Коль явились лишь вдвоем и почти без пожитков, даже без котомок за плечами, в каких-то поношенных свитах не по росту. Однако по виду и повадкам они походили скорее на богатых людей, чем на бедных; видно было, что они не привыкли к нужде. Сказали, что где-то на Мсте ограбили их лихие люди, лодку с пожитками забрали. На законный вопрос Эскиля, почему они пустились в такой дальний путь вдвоем, даже не дождались сборщиков дани, Орм неохотно ответил, что они, мол, повздорили в Киеве с одним очень могущественным человеком и им стоило поскорее скрыться с глаз.

      «Кто же этот человек?» – осведомился Эскиль.

      «Это, правду сказать, самый могущественный человек в Киеве после князя Святослава, – хмурясь, ответил Орм. – Это киевский воевода – Мстислав Свенельдич».

      «Понимаю. – Эскиль усмехнулся. – Я знавал его когда-то давно, еще при жизни Ингвара. Мы были в походе на греков и потом, когда гуляли по Вифинии и сидели в Гераклее, тому уж двадцать лет… А при жене его Эльге, говорят, Свенельдич набрал еще больше силы, чем при муже».

      «Это истинная правда! – подтвердил Орм. –

16

Децкая изба – жилище челяди.