Провидец. Динар Шагалиев

удар коленом по уху и завалился на бок. В это время, снеся дверь с петель, вбежал крепыш из «летучих». Душегуб же резво вскочил на ноги и тут же бросился в открытое окно; прямо в лапы к рыжему Лыкову.

      У отлипшей от стены Лукерьи сделалась форменная истерика:

      – Меня заставили! Вот те крест! Не сойти мне с этого места! – рыдала она, осеняя себя, – Всё скажу! Как есть скажу! Только сберегите!

      Пока крепыш проявлял галантность и оказывал помощь даме, я велел им собираться, а сам вышел во двор, попутно разъяснив положение дел напуганной хозяйке борделя.

      У входа, пыхтя паром, уже стояла полицейская самоходная коляска, возле которой, в окружении «летучих» лежал наш душегуб. Лыков сидел на нем сверху, одной рукой прижимая лицом в землю. Бедолага пытался оказывать сопротивление, изрыгая проклятия. Разумеется, всё было тщетно. У воробья больше шансов вырваться из лап медведя, ежели у него. Допросом душегуба на месте заниматься не стали. Оглушили, дабы не шумел, связали и бросили в транспорт. Спешно вывели Лукерью и поехали в отделение, сопровождаемые взглядами многочисленных зевак.

      Глава 2

      Самоходная коляска мерно тряслась на брусчатке центрального моста. Мы пересекли канал, заехали на второе кольцо и повернули на лево. Путь до полицейского управления лежал через доходный дом, в котором я нанимал комнату на втором этаже. Контора была от меня всего то с версту. Пока уладят документальные моменты для проведения допроса, пройдёт ещё пару часов. Прикинув, что время у меня ещё есть, решил выйти раньше, дабы хоть поспешно привести себя в порядок. Терпеть более не было мочи.

      Нога разболелась пуще прежнего, оттого дохромал до свой двери уже с трудом. Комната моя была не большой: всё убранство состояло из кровати, письменного стола со стулом, вещевого шкафа да напольной вешалки; у входа стоял умывальник. Благодаря высоким потолкам, светлым стенам и витражному окну с воздушными занавесками, комната не казалась конурой. Уюта добавляли и парочка картин. Отопление дома было паровое, что было несомненным удобством. В довесок, в углу стояла пузатая буржуйка – большая редкость в домах подобного толку. Каждую среду заходила экономка и прибиралась. Хоть я и был в это время на службе, однако всегда старался оставить ей с вечера гостинец, прихваченный в казенной столовой. Мне не в тягость, а человек порадуется. Плохо разве?

      Эту комнату помог мне нанять Федор Михайлович, заручившись за меня у своей знакомой дамы, которая промышляла наймом квартир и была у него в долгу. Платил я за неё семь рублей в месяц, вместо положенных двадцати. При таком раскладе до конца месяца на руках оставалось ещё шесть рублей, которых хватало лишь на то, чтобы не протянуть с голоду ноги. Сидевшим в тюремном заключении гражданам, по указу Императора, полагалось минимальное жалование по структуре, независимо от чина. Ничего тут не попишешь. Тем более, мой случай совершенно частный.

      Нанимать комнату много лучше, ежели ютиться по съемным углам и кормить вшей в ночлежных домах. Я жил так около года, пока со мной не стали считаться