Цветок для Прозерпины. Диана Аркадная

поздно. Химиотерапию, даже если бы ваша мама была на воле, провести тоже нет возможности из-за ослабленного состояния организма, к тому же проявились проблемы с сердцем. Такое лечение ее попросту убьет.

      Девушка обдумывает какое-то время услышанное, стараясь вернуть самообладание.

      – Тогда? Просто ничего не делать? – почувствует ли она, как с ее плеч скатывается тяжелая ноша, если действительно ничего нельзя будет изменить? Будет ли она иметь право снять с себя всякую ответственность, или это только вгонит ее в еще больший омут безнадежности?

      Она всем своим существом просит, жаждет передышки в этой многолетней гонке существования на износ, с тихим, почти незаметным никому надрывом.

      – Все, что мы можем, – это постараться как можно дольше сохранить качество жизни, но в заключении это сложно осуществимо. Однако комиссию, боюсь, в таком состоянии Марина не пройдет. Ваше общение могло бы…

      – Я не могу. Извините, – это все, что Сабина может сейчас ответить, слова рвутся из ее разума наперед понимания, будто у нее не одно, а два сознания, и сейчас самое глубинное и иррациональное из них взяло верх.

      Телефон разражается мелодичной трелью, и девушка смотрит на загоревшийся экран. Чиркен пишет ей, что он уже освободился по делам и скоро будет на месте. Несмотря на то, что следующим местом, куда она должна отправиться, является следственное управление, она ощущает облегчение и прилив сил. Ей кажется, что каждая минута здесь высасывает из нее эмоции, как бездонная темная бочка, и ей хочется поскорее сбежать, только бы вновь вернуть себе равновесие.

      Алексей Петрович вызывается проводить ее, и девушка не находит причин для отказа, хотя и стремится покинуть его компанию. Нет, сам врач не был человеком, который в другое время заставил бы ее испытать неприятие, но то, где он работал, рядом с кем находился, связывало его в сознании Сабины с самой безобразной частью ее жизни. Порой она чувствовала к нему необъяснимую антипатию, как сейчас, после сложного для нее разговора.

      Они вместе выходят через кпп к проезжей части. Гавришкин предлагает девушке закурить, а услышав, что она не курит, отходит на подветренную сторону от нее, где щелкает зажигалкой. Сабина вздрагивает от этого звука. Он напоминает ей о чем-то, что успело померкнуть в череде одинаково спокойных дней в поместье.

      «Человек стоит, прислонившись к дереву, и лица его не видно в предрассветных сонных тенях, но она знает, что он наблюдает за ней».

      Горящий кончик сигареты Гавришкина почти не виден, тлеющий жар почти сливается цветом с алеющим в потоке солнечного света кирпичом. Из-за угла выворачивает знакомый внедорожник, и врач, щурясь, вглядывается в нее, а когда становится возможным рассмотреть водителя, внезапно спрашивает:

      – Кто это?

      – Мой новый работодатель, – отвечает Сабина, замечая, что голос врача на мгновение изменился, уйдя выше. – Вы знакомы?

      Алексей Петрович собирается что-то сказать, но замолкает,