Пазл. Екатерина Афанасьева

способом проглотишь, тоже сможешь называться Человеком. А пока сиди и грызи свой гранит, как мышь, у которой, в отличие от тебя, потенциального Человека, зубы растут всю жизнь. Может, именно поэтому дети перед школой теряют молочные зубы, чтобы новыми коренными покрепче вгрызаться в знания?

      Я честно старался. У меня получалось отображать большое количество слов все более лаконично. Мне уже не приходилось рисовать десять палочек, если нужно было представить десять предметов. С цифрами я подружился. Теперь я писал цифру 10 и одну палочку или квадрат (подразумевая какой-то предмет, потому что просто 10 для меня было пустым звуком). Что значит 10 + 5? Десять чего и пять чего, а главное – зачем? Абстрактные понятия я трансформировал в формы. Так, после урока истории у меня в блокноте появлялась картина с людьми, стрелками, датами, крестами… В общем, понятные мне схемы. Стоило мне на них посмотреть, я вспоминал урок вплоть до каждого слова.

      География – вообще чистая графика. А вот с литературой были проблемы. Я рисовал писателей, схематично конечно. Они, правда, были больше похожи на Барта из «Симпсонов», чем на гениев русской и мировой литературы. От этого «Барта» с бородой или очками, или и тем и другим, я отводил баблы и в них рисовал свои пиктограммы на тему того, что хотел сказать этот самый писатель.

      Сочинения были моим кошмаром с холодным потом и невозможностью сбежать от происходящего. Отличие лишь в том, что я не просыпался в момент, когда класс погружался в полную тишину и утыкался в свои тетради в линейку.

      Впрочем, это был не только мой кошмар. Ирина Николаевна поначалу тоже страдала. Я не хотел никого мучить, но это было выше моих сил. Писать буквы под диктовку – ок. Вроде несложно. Но задача самостоятельно выстроить все эти буквы письменно в связную мысль доводила меня чуть не до обморока. Первое свое сочинение я сдал в формате комикса. Я честно писал в баблах слова, а не пиктограммы.

      Ирина Николаевна спрашивала у меня: «Как ты будешь сдавать экзамены?» Кто бы мне на этот вопрос ответил… Она была, в общем, не против графических романов, но «как мне отчитываться?» – спрашивала она уже скорее у себя, чем у меня. Мы договорились о том, что в отведенное для таких работ время я делаю что могу, то есть свои комиксы. А потом после уроков остаюсь на столько, на сколько мне нужно, и перевожу их в текст. Так я научился переводить свои рисунки в слова. Сначала Ирина Николаевна мне помогала, а потом я научился сам. Пару комиксов по Гоголю она попросила оставить ей на память.

      Пока мы дошли до Булгакова, я уже набил руку. Особенно в рисовании, конечно.

      Глава 8

      Ирина Николаевна

      Я уже почти спал, когда мой телефон впал в мелкую дрожь от сообщений. Он жужжал и подпрыгивал, будто просил о помощи. Мне было лень вставать, но он настаивал. Я все-таки подошел к нему, но лишь для того, чтобы выключить все оповещения и поставить будильник. Пришлось взглянуть на экран. Он был похож на бегущую строку на заднем стекле маршрутки. Из разных мессенджеров