Жизнь, которая словно навечно. Анастасия Рубанова

будут регулярно списываться. Для остроты ощущений средством общения избрали почту.

      С Алисией Голдман, хотя женщина стала Рудковски подругой, контактами девушка не обменялась. Она не оставила ни сообщения об отъезде, ни намека на то, что когда-то еще объявится, – себе дороже иметь что-то общее с этим семейством.

      Мать и отец Катерины, отложив все дела, совместным порывом подсуетили прощальный пикник. На сей раз даже мистер Рудковски не дерзнул «пригубить рюмку-другую». Вероятно, момент был действительно стоящим, и мужчина хотел запомнить его доподлинно. А, возможно, бунтовала уставшая печень. В любом случае пить Джозеф не собирался и тем самым сделал семейству подарок в виде прекрасного вечера.

      Под конец прощального дня Рудковски решились на велопрогулку. Еле-еле крутя педали нелюбимого вида транспорта, Катерина старалась «сфотографировать» в памяти приятные глазу виды – те по прошествии времени обесценились и стали восприниматься как должное.

      Большую часть пути проехали молча. Любое слово воспринималось сейчас нарушителем их спокойствия, вором интимного момента вместе.

      Наутро, в совсем ранний час они тем же составом отправились провести дочь на вокзал. Взяли даже Меланию, но не потому, что малышка боялась остаться дома одной, – ребенок слезно молил провести дорогую сестренку. И не глядя на то, что обычно девочка пробуждалась не ранее десяти, сегодня она солдатиком караулила у двери Катерины уже в начале седьмого.

      Будильник еще не звенел, но под пристальным взглядом Мелании девушка пробудилась. И подобно тому, как любопытный нос раздвигает жалюзи, чтобы подглядывать за жуликоватым соседом, Рудковски маленькой щелочкой приоткрыла глаза.

      – Мелания? – на лице Катерины впервые за последние сутки играла невымученная улыбка.

      – Прости, – перепугалась малышка. – Я не хотела тебя разбудить.

      – Беги сюда, глупышка.

      Катерина приподняла нагретое теплом тела одеяло и похлопала по смятой постели, подзывая растерянного ребенка к себе. Мелания подбежала к кровати, но глазки ее, извиняясь, сверлили пол.

      – Ну что ты, Мелани, – Рудковски взяла сестренку за подбородок и приподняла милейшее личико так, что взоры их теперь была уставлены друг на друга. – Ты не помешала.

      Уверившись в невиновности, малышка охотно залезла под одеяла, и Катерина принялась мучить ее щекотаниями.

      За завтраком мать и отец сухо перечисляли предметы одежды, бумаги и прочую ерунду, которую Катерина никак не имела права забыть. При каждом новом названии уставшая от проверок Рудковски лишь монотонно тянула: «Взяла-а-а».

      Загрузив чемоданы, семейство уселось в их старенькую, но все же достойного состояния машину и отправилось на вокзал. Поездка по их пустынному городу отняла минут пятнадцать – слишком мало для наслаждения местечком контрастных воспоминаний. Слишком много однако, чтобы успеть погрузиться в печальные думы.

      Когда Рудковски в конце концов пришвартовались к вокзалу,