Коля пишет Оле, Оля пишет Коле. Анатолий Алексин

Воронец, когда она, сидя на корточках, упрямо заглядывала ему в глаза. Но он ничего ей не рассказал…

      – У тебя две пуговицы на рубашке оторвались, – сказала Оля. – Пришей. Или скажи маме.

      – У меня нет мамы.

      – Нету?.. А эта строгая женщина… в темном костюме?

      – Это не мама.

      – Прости, пожалуйста…

      Оля продолжала рассматривать его так, будто до этого дня ей был известен какой-то совсем другой мальчишка, по прозвищу Колька Свистун, а того, который сейчас оперся щекой о пустую клетку, она встретила впервые. Колька боялся, что слезы, которые все еще предательски стояли (он чувствовал это!) у него в глазах, потекут по щекам, Оля увидит их и уже не будет сомневаться в том, что он плачет. Ему очень хотелось, чтобы она поскорее ушла, но он не знал, как прогнать ее. И вдруг он вспомнил, как Оля злилась, когда в лагере кто-нибудь называл ее красивой, она тут же прекращала разговор и, прямо с ненавистью взглянув на своего собеседника, срывалась с места. Колька вспомнил это и, не поворачивая головы в ее сторону, сказал:

      – А правду говорят, что ты красивая…

      – Ты это на газоне разглядел?

      – Нет, – смутился Колька. – У тебя… на лице.

      – Да?.. Правда? Тебе так кажется?

      Оля ничуть не рассердилась, не взглянула на него с ненавистью и не сорвалась со своего места. Колькины слова были ей, кажется, даже приятны. По крайней мере, она пригладила волосы и расправила свою нарядную плиссированную юбку, которая синим полушарием расположилась прямо на траве, – Оля продолжала сидеть на корточках.

      Что было делать? Неожиданно Кольку выручил Рудик Горлов, появившийся во дворе с фотоаппаратом в руках.

      – А-а… Вот я вас и щелкну! – воскликнул он своим неприятным шепелявым голоском. – Интересный получится снимочек: «Последняя встреча перед разлукой!» А когда издадут книжицу, под названием «Переписка Оли и Коли», мы эту фотографию на первую страничку тиснем…

      Рудик любил уменьшительные словечки, и оттого его фразы всегда казались приторными и липкими. В четвертом и пятом классах Рудик сидел по два года и поэтому был старше своих одноклассников, а ходил он летом в коротких штанах, которые важно именовал «шортами». Кольке казалось, что в таких именно штанах разгуливали европейские колонизаторы, которых он видел в кино, по своим африканским колониям. На голове у Рудика был маленький берет с хвостиком на макушке, франтовато сдвинутый чуть-чуть набок.

      – Беретик идет, – зло прошептала Оля. Так она называла Рудика. И поднялась с травы. – Ну, я пойду…

      Рудик тут же подскочил к Кольке:

      – Что? Помешал?.. Вам ведь только переписочку вести поручили, а на коленки на траву перед тобой становиться этого ей никто еще не поручал!

      Колька не обращал на него внимания.

      – А ты о деньжатах-то, между прочим, подумал? – не отставал Рудик.

      – О каких деньжатах?

      – Или ты,