Предопределение. Владимир Бычков

Храм,

      Чтоб было так, а не иначе.

      Он беспощадно истребил

      Потомков древних Хасмонеев,

      И даже тех, кого любил,

      Не пощадил, их прах развеяв.

      Во избежанье разных смут

      От непроверенных вестей,

      Завел шпионов там и тут,

      Филёров всяческих мастей.

      В глубоком сумраке застыла

      Назло забитая страна,

      Влачит уныло и постыло

      Предначертание она.

Песня Ирода

      Притихли все, забились в щели.

      Шипят, как змеи по углам,

      Дрожат в подвалах, еле-еле

      Беспутства прикрывая срам,

      Какой возможен в диком страхе

      Богоизбранничества флёр?

      Что мыслит голова на плахе,

      Когда над ней завис топор?

      Мне в том неведомы сомненья:

      Я воцарился на века!

      Любому дать упокоенье —

      Не дрогнет царская рука!

      Что смерды могут ждать от власти?

      Лишь ускорение кнутом!

      Боль – префикс к осязанью счастья,

      Дар указующим перстом.

      Мне в этой жизни нет препятствий

      И сожалений о судьбе,

      Погрязшей в утлом святотатстве

      Непроходимой голытьбе.

      Народ – как стадо у овина,

      Святую разрывая вязь

      На две неравных половины.

      Одна упасть готова в грязь!

      И если дам понять неявно

      Намек, что надо горы срыть,

      Толпою бросятся забавно,

      Изрядно проявляя прыть.

      Меня не мучают причины.

      Я искренне безмерно рад

      С презреньем брошенному в спину

      Кинжалом слову «супостат»!

Песня народа

      Край ты наш, край благодатный, но сирый.

      Голь, незавидная наша стезя.

      Так внесено в Стену плача курсивом:

      Жить, не наглея и не лебезя.

      Свет ты наш, свет, вседозволенно ярок,

      Недостижим высоко в небесах.

      Нам же достался лишь свечки огарок,

      Чтоб даже богу молиться впотьмах.

      Мрак ты наш, мрак – это все, что нещадно

      Льется на головы наших детей.

      Непредрекаемо и беспощадно —

      От словоблудия и до плетей.

      Стон ты наш, стон, если где отзовется

      Болью в нетронутых гнилью сердцах,

      В душах и в памяти и как придется —

      В людях несведущих и в мудрецах.

      Жизнь шла спокойно, постепенно.

      В один из будто ясных дней

      Пришел донос. И, несомненно,

      Стал Ирод злобней и бледней.

      В нем говорилось, что в народе

      Мессию ждут. Конечно, не елей,

      Навряд ли свойственно природе,

      Но смерд становится смелей.

      Еще писалось, что Мессия

      Был Ироду нарочно сужен

      Как враг, и это не флексия,

      Давида роду он не вчуже.

      Царя от страха замутило,

      Не ведал он, как дальше жить.

      Жизнь стала мерзка и постыла,

      Но страх помог ему решить,

      Чтоб