Франц Кафка не желает умирать. Лоран Сексик

не хочет ли она немного поесть. Она благодарит, но отклоняет его предложение, объясняя, что пришла только попить воды.

      – У тебя усталый вид, – говорит отец.

      Оттла качает головой и наполняет стакан.

      – Тем лучше, – отвечает на это он, попутно откусывая приличный кусок поджаренного хлеба, предварительно размочив его в кофе.

      – Новости не самые радостные, – продолжает он, возвращаясь к газете. – Взять хотя бы эту историю вокруг договора о взаимопомощи с Францией! Да наш министр иностранных дел вот-вот спровоцирует в Праге немецкую общину. Чего Эдвард Бенеш боится так, что обращается за помощью к Франции в борьбе с Германией? На дворе 1924 год! Война на двадцать лет вперед поставила Германию на колени. Если позволишь, я расскажу тебе, что будет дальше: судетские и пражские немцы выступят против этого соглашения, свалят все на президента Масарика и других чехов, а те в ответ предъявят аналогичные обвинения. И на чьи, по-твоему, головы обрушится ненависть, полыхнув по всей стране, а?

      Он замолкает, в ожидании ответа поднимает на нее глаза и продолжает дальше:

      – Стало быть, ты не знаешь, на чьи головы падет вся эта ненависть?

      – Нет, папа, не знаю, – шепчет она.

      – Отдуваться за все, как это всегда принято, придется евреям!

      Он вновь на несколько мгновений замолкает, затем задает ей вопрос:

      – Тебе не кажется, что это не предвещает ничего хорошего?

      – Ты прав, – едва слышно отвечает она, – в этом действительно нет ничего хорошего.

      Он вновь переключает внимание на газету, на его лице отражаются досада и разочарование, будто он, высказав свое мнение, ждал от нее возражений, которые позволили бы ему вступить с ней в полемику по поводу соглашения о взаимопомощи между Францией и Чехией. Но ей плевать и на этот договор; и на министра Бенеша; и на французское правительство; и на судетских немцев; и на чехов; даже на судьбу евреев; на то, что ждет их впереди, мир или война; на мнение отца об окружающем мире, как и на все остальные катастрофы, о которых сегодня напишет «Прагер Тагблатт». Ей хочется прочесть одну-единственную новость, чтобы она размашистыми заглавными буквами занимала всю первую полосу:

      ФРАНЦ КАФКА ЖИВ.

      – Ты не могла бы присесть? Может, поговорим? – настаивает он вкрадчивым голосом, будто намекая на задушевную беседу между отцом и дочерью.

      Она отвечает, что лучше пойдет к себе отдохнуть.

      – Ну как знаешь, – соглашается он.

      Но не успевает Оттла переступить порог комнаты, как ей в спину летит крик:

      – Это все из-за тебя!

      Она растерянно поворачивается и спрашивает, в чем он ее обвиняет.

      – В том, что случилось с Францем!

      – Я виновата, что он заболел?

      – Нет, ты виновата в том, что его болезнь прогрессирует, что сегодня он пребывает в таком состоянии! Это ведь ты подговорила его ехать в Берлин! Притом что я ему это запретил. Знал, что он слишком слаб.