Кольцо царя. Надежда Салтанова

Стала бы я про него говорить, если сама и украла?!

      – А может, не аптеку, а тебя обыскать надобно? – произнес сикофант чуть тише, склонившись к ее лицу. Глаза его задержались на ее судорожно сжатом вороте, скользнули ниже.

      Нина задержала дыхание от возмущения. Голос ее зазвучал низко, презрительно:

      – В твоей власти и меня обыскать. Сам до такого непотребного дела опустишься или равдухов заставишь беззащитную аптекаршу позорить?

      Никон выпрямился, отвел взгляд. Почесав бороду, шумно выдохнул:

      – Вот что ты за женщина такая – вечно куда-нибудь влезешь, куда порядочной горожанке не следует.

      – Так он же сам ко мне на порог пришел! Чем же я виновата? – Нина говорила сердито, отворачивалась от сикофанта. – А уж насчет, куда влезу – нам, аптекарям, порой в такие места влезать приходится, я тебе даже рассказывать не буду.

      Увидев, как сикофант прищурился, Нина заговорила снова:

      – Облегчить-то умирающему последние часы да кольцо его невесте или матери передать – это дело благое, не зазорное. Ты, почтенный Никон, коли дознаешься, кто он, проследи – если найдется кольцо, чтобы оно до родни дошло. Уж очень он волновался, только ни кто порезал его, ни имени своего не назвал. Все про кольцо и твердил.

      Она сыпала словами, смущаясь под тяжелым взглядом Никона.

      Помолчав с минуту, сикофант недовольно буркнул:

      – Одни хлопоты с тобой, аптекарша.

      Кликнув стражников, велел, чтобы погрузили тело почившего на носилки и сопроводили к эпарху.

      Никон шагнул было за ними, но в дверях развернулся. Помявшись, прошел к сундуку и уселся опять.

      Нина настороженно примостилась на скамью напротив.

      – Ты, Нина, это… – Он отвел от нее взгляд, потер смущенно шею. – Ты остерегись пока. Где один убит, там и ты в беду опять попасть можешь. Двери кому попало не открывай. Да одна по улице не ходи.

      – Как же мне двери не отпирать-то? Я ж аптекарша. А ежели кто за помощью придет? – растерялась Нина.

      – Остерегись, говорю. Если что заметишь чудное – за мной сразу пошли Фоку своего. Я приду, – он вздохнул. – И про убийство помалкивай. Не зови беду на порог. Нечего лишний раз языком молоть. Мало ли в большом городе происшествий.

      – Грешно тебе такое говорить, почтенный Никон. Мой язык тебе обвинить не в чем. Да только вся улица про убийство знает, их языки-то мне не остановить.

      Никон покачал головой, тяжело поднялся. Снова окинув Нину взглядом, хотел что-то сказать. Но сжал губы и шагнул за порог.

      Закрыв за сикофантом дверь, Нина опустилась перед иконой на колени, зашептала молитву.

      Тяжко смерть чужую наблюдать, еще тяжелее, когда сделать ничего не можешь. Бывало, что звали Нину к безнадежно больным, к умирающим. На чудо надеялись. А откуда она чудо-то возьмет? Травы да отвары не помогут, ежели лихорадка уже смерти дорожку выстелила. Но Нина себя все одно корила. Не смогла, не успела! Глупая баба, а не аптекарша! Вот и сейчас вроде ничего уже сделать нельзя было, а сердце как камнем заковано, аж дышать трудно.

      А тут еще Никон ее в смятение вгоняет своими взглядами. Грешно так на женщину