Соль Вычегодская. Строгановы. Татьяна Богданович

не могут сойти. А от собора пристав бежит вдогонку. Воевода издали орет:

      – Держи его, держи! Волоки в холодную!

      Иван швырнул приставу шапку, а сам вскочил в ворота. Приятели за ним и перед носом у пристава захлопнули ворота.

      – Ну и уморил, Ивашка! – крикнул Тереха Пивоваров – И как ты его научил? Чего на воеводу кинулся, а не на иного кого?

      – Видали, как учил-то его намедни. Шапка та на холопе воеводина была, старая. Мне Акилка-подьячий за алтын добыл. Получай пса, Тереха, боле не надобно. Идем ко мне вина пить. Сказал – угощу Тереху заморским. Ты такого и не пробовал. Батька схоронил.

      Только подошли было к крыльцу, а с крыльца бежит старый Галка.

      – Батюшка, Иван Максимыч. Чего долго не шел? Холопов на посад послали тебя искать. Сам Андрей Семеныч Строганов поутру на Соль приехал. Гневается.

      У Ивановых приятелей сразу хмель из головы выскочил. Андрея Семеновича все в Соли знали – старший в строгановском роду.

      Пивоваров потоптался на месте и сказал Ивану Максимовичу:

      – Ну, Ивашка, не в пору гость – хуже татарина. Не до пиров тебе. Самому б угощенья не попробовать.

      Иван Максимович топнул ногой и крикнул:

      – Аль не хозяин я в дому? Звал на пир – от слова не отступлюсь. Дядюшку тоже позову.

      А Галка все время дергал его за полу и шептал на ухо:

      – Иван Максимыч, батюшка, не держи ты их. Худо будет. Гневен Андрей Семеныч.

      – Пусти ты, старый, – отмахнулся от него Иван Максимович. – Куда ж вы? обернулся он к приятелям.

      Но те уж один за другим шмыгали в ворота, кланялись Ивану издали и кричали:

      – Прощай, Иван Максимыч! Иным разом жди!

      – Распотешил и так, спасибо!

      – Вот и ладно, батюшка, Иван Максимыч, – твердил свое Галка. Уважить надобно Андрея Семеныча. Сам ведаешь – старшой он. В отца место.

      – Ну, чего в уши дудишь, балалайка старая! Без тебя не ведаю. Как смел гостей разогнать!

      – Батюшка, не серчай ты. Андрей-то Семеныч, как на Соль приехал, так к Марице Михайловне прошел, велел тебя звать и Максима Максимыча, и Анну Ефимовну. Они там все с им и сидели. А тебя нет как нет.

      – И Анна тож?

      – И Анна Ефимовна, батюшка. Он с ей, слышно, все беседовал. А там к себе пошел, в свои хоромы. Подь, батюшка, переоболокись да кваску испей. Негоже так, поклониться надобно дядюшке.

      Только что Иван переодеваться стал, прибежал Данилка.

      – Батька, ты что долго не шел? Андрей Семеныч вот как гневался. Тетушку все о промысле спрашивал. А там встал да как крикнет!.. – Данилка помолчал немного и сказал потише: – «Не мне его, мол, щенка ждать! Пущай ко мне придет да покланяется». Бабка просила, просила погодить куда – и меду пить не стал. В свои хоромы ушел. Ты пойдешь, что ли, батя?

      – А твое какое дело, щенок! – крикнул Иван Максимович. Спросили тебя? Кнута давно не пробовал. Пошел, покуда тумаков не надавал.

      Данилка побежал, но с порога, оглянулся на Галку, точно хотел ему что-то сказать. Галка кивнул головой.

      Иван оделся, постоял и сказал:

      – Аль плюнуть на старого