Дон Хуан. Гонсало Торренте Бальестер

разобраться в себе.

      – Именно это мне и нужно, чтобы продолжать жить дальше, – знать, так ли уж велика на самом деле моя вина. Стреляя, я считала, что права. Потом, уже здесь, одна, я разрушила систему собственной защиты и почувствовала себя разом и преступницей и жертвой… Мне трудно было понять, виновна ли я, трудно до сих пор, во всем этом столько противоречий, я совершенно запуталась.

      Я невольно улыбнулся:

      – На мой взгляд, вы рассуждаете гораздо трезвее, чем можно ждать от женщины в подобной ситуации.

      Видимо, мои слова ее обрадовали.

      – Эта страсть была случайным и не слишком долгим периодом в моей жизни, теперь я начинаю приходить в себя. Пожалуй, слово «страсть» не слишком подходит, но лучшего я подобрать не могу. Возможно, это были колдовские чары или что-то вроде того. Я всегда была – и, надеюсь, останусь – холодной женщиной. Так что к мысли о самоубийстве меня подтолкнули не страх, не раскаяние и не несчастная любовь.

      – Но все же полчаса назад вы плакали.

      – И снова буду плакать! Многие вещи мне будет трудно забыть, они останутся в памяти навсегда. Хотя все же есть один способ избавиться от воспоминаний: убедить себя, что на самом деле ничего подобного не было.

      – И вы допускаете, что речь идет о чем-то ирреальном?

      – Да.

      – Ирреальном – то есть фантастическом?

      – О нет! Слишком идеальном.

      – Значит, идеальным было и то, что заставило вас схватиться за пистолет?

      – Разве вы знаете?

      Солгать я не мог. И увидел, как потемнели ее глаза, как в них вспыхнуло что-то, похожее на стыд.

      – Его слуга изложил мне свою версию. И я готов в нее поверить… Но если вы скажете…

      – Я бы рада, но тоже не умею лгать.

      – Ну, а вас не удивляет, что слуга, который во время выстрела находился совсем в другом месте – это я могу подтвердить, – знает мельчайшие подробности?

      – Здесь намешано столько загадок, что эта – сущий пустяк. Сейчас я спрашиваю себя о другом, тем же вопросом я терзала себя и до вашего прихода: неужели я ошиблась?

      – В чем?

      – Когда почувствовала себя объектом любовного интереса или, лучше сказать, ухаживания. Когда поверила, будто два месяца, прожитых рядом, два восхитительных и неожиданных месяца были началом любви – и уже стали любовью.

      – Вы сомневаетесь?

      – Да, ведь за все это время слово «любовь» ни разу не прозвучало, я хочу сказать – в обычном смысле, в смысли любви мужчины и женщины.

      – А чем же еще это могло быть?

      – Не знаю.

      Соня помолчала. Потом встала, порылась в лежащих на столе бумагах и протянула мне переплетенные в тетрадь машинописные листы. Я прочитал название «Дон Жуан. Анализ мифа».

      – Это моя диссертация. Я защитила ее в Сорбонне два месяца назад.

      Я принялся листать рукопись. Соня снова села и несколько минут не открывала рта. Затем поднялась, наполнила рюмки и, не спрашивая, взяла у меня сигарету. Я молча наблюдал за ней. И вдруг сообразил, что до сих пор не позволял себе увидеть в ней женщину. Теперь, разглядывая ее,