Мое собачье дело. Алексей Чеслов

А вот и не сказки. Когда-то еще в советские годы, когда этот питомник только открылся, в самом начале аллеи, идущей от конечной остановки общественного транспорта, была установлена кованая ограда. Ее остатки можно и сейчас наблюдать там же. За неимением ухода она просто развалилась с годами, превратившись в ржавую труху. Слева и справа на входе стояли две бетонные тумбы, на которых было установлено два памятника: пионеру с овчаркой и девушке с веслом. На груди гипсового пионера висел почему-то не пионерский барабан, а небольшая флейта на тоненьком шнурке. А овчарку кто-то из местных ради шутки покрасил кузбасслаком в черный цвет.

      − Эти тумбы до сих пор там стоят, я видела, − подтвердила Татьяна, морщась от ледяной струи из-под крана.

      − Ну стоят, и что с того? – скривив недовольную гримасу, переспросил старший кинолог.

      − Когда началась перестройка, на питомник приехало новое военное начальство. Увидев мальчика с собакой и эту с веслом, проверяющий распорядился убрать «советских динозавров». Гипсовые статуи сняли и закопали неподалеку от конечной остановки: прямо в овраг кинули и зарыли землей.

      − Не пойму, при чем тут старый магнитофон на бобинах? – спросила Таня.

      − А при том, что через сорок дней после того, как их закопали, из-под земли зазвучала музыка. В поселке, что примыкает к трассе с противоположной стороны от питомника, жители начали слышать флейту. И в лесу по всей округе тоже: пойдет какой-нибудь старичок по грибы и слышит, как из-под земли кто-то как будто на этом инструменте играет.

      − Ну-ну, − язвительно цокнул языком Воеводин, − обхохочешься!

      − Это было бы смешно, если бы не было так грустно, – продолжила Люба. − Даже к священнику обращались, к отцу Симону, он тогда только принял недавно построенный храм в поселке. Тот, зарядив свое кадило, ходил по кургану, где статуи зарыли, и бубнил что-то себе под нос. А флейта ему подпевала. Мракобесие. Кстати, его, кажется, звали Антошка.

      − Кого, гипсового пионера? – глупо спросила Таня.

      − Тьфу на тебя. Священника нашего. Его в миру звали Антоном, а фамилия то ли Шатунов, как у певца популярного, то ли Медведев, не припомню. Он еще в милиции ранее служил, здесь же в поселке. Правда, недолго. Потом то ли людей пробовал лечить, то ли черной магией промышлял. Давно это было.

      − И что же, что дальше было? – Таня насухо вытерла весло и присела у раковины на стульчик.

      − Жители поселка решили от греха подальше достать статуи. Собралось человек десять мужиков с лопатами. Вот только гипсового пионера с овчаркой там не было. Девка с веслом нашлась, а пионера как корова языком слизала. С тех пор он на флейте из-под земли играть перестал, а вот магнитофон этот старый включает. И еще поговаривают, что он проклял всех, кто работает на этом питомнике.

      − И как же? – стараясь развеять мистическую атмосферу, спросил Воеводин.

      − Снами и воспоминаниями, – загадочно прошептала Любовь Алексеевна.

      – Это совпадение, − не согласился старший кинолог.

      − В наших снах и воспоминаниях