Мое собачье дело. Алексей Чеслов

шерсть на загривке ходуном. Рычит, злится, туда-сюда. Меня кусает. Я один раз насильно его затащил, предварительно натянув намордник. Там его оставил и спустился. Люба выходит и смеется. Кричит: «Беги, Казбек, беги, родимый!» Я и побежал. А этот паршивец аккуратно спустился, почуял передними лапами землю, стащил намордник и за мной. Мстить.

      – Догнал?

      – Догнал, туда-сюда, – рассмеялся Казбек и потер пятую точку, – больше мы на лестницу не ходили. Ну и первая степень мимо нас.

      – Это печально, − подытожил Коля.

      − Не, мне вот мама каждый день стала сниться, − ответил Абдурахмонов, − приезжай сынок, говорит, а то я помру и тебя так и не увижу. Вот это печально.

      − А вот мне сны не приходят, − грустно ответил Ларионов.

      Через час Коля вернулся к складам: ушел под предлогом отнести собаке свежей воды. Открыв заслонку на двери, предназначенную для кормления собаки, он просунул туда руку с кусочком мяса и выкрикнул:

      – Икар, апорт!

      Пес съел мясо и начал приносить к стальным воротам все, что попадалось ему на пути: миску, какие-то старые калоши, метлу и грабли, стоящие в углу. Но команда дрессировщика все звучала и звучала. Пес непонимающе метался по складу. А Чепуха, наблюдая попытки достичь цели, корректировал его действия, то выкрикивая «Фу!», то крича во всю глотку: «Молодец, Икарушка, хорошо мальчик!»

      Через двадцать семь минут служебная собака породы немецкая овчарка по кличке Индус, он же Байкал, он же Икар, уткнулась носом в объект Колиного вожделения. И получив одобрение в виде возгласа, начала его распаковывать. Вынув одну из пачек, пес принес ее дрессировщику и тут же был вознагражден солидным куском отварной говядины. Цель достигнута. На следующий день Коле даже не нужно было о чем-то просить. Когда он подошел к воротам склада и заглянул в створку, Икар сидел напротив своей миски и держал в зубах «Изабеллу». Дело пошло, жизнь у Ларионова наладилась!

      Вечерами он перелазил через забор, где московская сторожевая по кличке Джерик охраняла цистерны со спиртом. Прямо под опломбированным, но капающим краном заранее была установлена банка из-под свиной тушенки. Колян сливал накапавший спирт в стакан и запивал красным пакетированным вином. Джерику он разводил спирт водой и крошил белый хлеб. Московская сторожевая охотно ела тюрю, нервно дергая головой.

      – Жри, пропойца, – Коля гладил опьяневшую собаку по спине и подливал ей в хлеб винишка. – Нам на прошлой неделе Воеводин читал лекцию. Про слабую собачью печенку рассказывал. А у тебя вон ничего, употребляешь и нормально. Может, эти кинологи все придумали… ну про алкоголь и собак? Что, мол, это не ваше. Некрасиво это, я так считаю. Неинтеллигентно! Ежели хочет собака выпить, что же ей, не выпить что ли? Что же она, не человек? Вот ты скажи мне, Джерик, прав я или не прав?

      Огромная московская сторожевая, охмелев, задирала голову к Луне и начинала протяжно выть.

      Ларионов подпевал:

      «Чёрный ворон, чёрный ворон…»

      Но