Закат раздрая. Часть 2. Юрий Данилович (1281 – 1325). Сергей Брацио

Сараю не перечил –

      Лишь хан теперь властитель дел.

      Обрюзг, состарился, расползся,

      Лоснится жир на круглом торсе.

      Бояр московских и тверских

      Он встретил как рабов своих.

      Князей послушал и с ленцою

      Кивком отправил отдыхать:

      «Потом решу!». Князья ж рысцою,

      Как будто челядь, а не знать,

      Из юрты быстро удалились,

      И… подкуп начал путь извилист:

      Летели соболь, серебро,

      Лишь бы с решеньем повезло.

      И к хану в юрту устремила

      Советчиков продажных рать.

      За Юрья, кто за Михаила,

      Тохту пустились подстрекать.

      Хан видел множество усилий,

      Что Тверь с Москвой мошны раскрыли.

      Тогда Тохта промолвил злясь:

      «Кто большей выход⁵¹ даст, тот князь!».

      Почуял Юрий праздник скорый,

      В сравненье с Тверью он богат.

      В Москве, закрыв вместилищ створы,

      Не зря старался младший брат,

      Не зря использовалась сила,

      Так что достаточно скопила,

      И вволю Юрью наскребла

      Орды на подкуп серебра.

      И побежал бы князь московский,

      Не мысля, как досель привык,

      Спесиво, на интригу ловкий,

      Чтоб только выкупить ярлык.

      Но только ближние бояре,

      Кому годами опыт дарен,

      И от себя, и от земли

      Склонившись просьбу донесли.

      «Послушай, княже, не серчая.

      Негоже приумножить дань,

      Небезгранична боль людская,

      И так невмочь, ты только глянь,

      Вздыхает Русь от пресса дани,

      И если жом ещё прибавим,

      Погибнем, если вдругорядь

      На выход негде будет взять».

      Князь недовольно сдвинул брови,

      Хотел вспылить и гнать взашей,

      Привычно громко сквернословя,

      Чтоб повалились со скамей,

      Но… тяжело вздохнув, умолкнул.

      От глупой ярости – что толку?

      В глаза взглянул и лишь спросил

      Остыв: «А что там Михаил?».

      «Тверской князь вовсе не безумен», -

      Бояре отвечали враз, -

      «И мудрый с ним тверской игумен,

      Что Русь печали не предаст.

      Не может Тверь стола за-ради,

      Людей обречь на смерть во гладе.

      Оставьте дань, как есть сейчас».

      Да-а… князя разговор потряс.

      Вдруг понял, за любимой властью,

      Что от отца пришла сама,

      Людские судьбы. Он лишь частью,

      Как ни набиты закрома,

      Земли великой был и будет,

      А важен всяк в крещённом люде,

      Тому, кто смотрит с небеси

      В раздолье Золотой Руси.

      2

      У хана в юрте суд вершится.

      Московский через толмача

      Доносит: «Русская землица

      Даст ту же дань». Тохта ворча,

      Взгляд перевёл на Михаила.

      Не тех надежд душа таила,

      Чтоб эти аматёры бань,

      Ему давали ту же дань.

      Тверской князь, лоб перекрестивши,

      Туша́ в душе стыдливый