Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1. Игал Халфин

решения прошлых партийных съездов.

      Понимание того, как проходила партийная дискуссия, требует также углубленного описания публичной сферы коммунизма. Арена играла важнейшую роль: дискуссия шла не в вакууме – большевики находились вместе, в тесных залах и кабинетах, видели друг друга, спорили в режиме реального времени. Их общение происходило на партсобрании, в кабинете райкома, при встречах на частных квартирах и даже в лесу – разговорные правила зависели от иерархической системы символических смыслов, принятой на той или иной арене. Стенограммы партсобраний, газетные статьи, заявленные платформы и письма вождей кочевали из одной системы в другую и в каждом из контекстов обретали разные значения, становились разными речевыми жестами. Именно поэтому принципы функционирования формальных и неформальных партийных институций, то есть тех пространств, в которых происходил политический разговор, оказывали существенное влияние на поэтику и риторику политической речи как сторонников большинства ЦК, так и его оппонентов. «Реконструкция речевого действия без анализа статуса его автора внутри публичной сферы рискует быть принципиально неполной, поскольку автор всегда имеет определенные представления о возможном адресате своего политического послания и об ожидаемом характере воздействия своей речи на адресата», – справедливо отмечают Т. Атнашев и М. Велижев220. Изучение политической аргументации коммунистов должно быть дополнено анализом эволюции институтов публичной сферы в их отношениях с властью райкома или окружкома, с цензурой, пропагандой и, наконец, с угрозой дисциплинирующего насилия (вызова в контрольную комиссию, чисток). Все это ограничивало, но не аннулировало полностью некоторую автономию партийной полемики.

      История внутрипартийной дискуссии 1927 года – это история изменений правил и формата полемики. Язык дискуссии надо окунуть в дискурсивный контекст, изучить словоупотребление и риторику дискутантов, обозначить допущения221. На внутрипартийный спор можно посмотреть как на дискуссию в отношении языка (его толкования и правильного употребления), а не просто как на эпизод политической истории, где в очередной раз одна партийная группировка победила другую. Большевики общались на языке, который не только отражал, но и формировал их мировоззрение, и оперировали только теми категориями, которые имелись в их распоряжении. Язык этот вырабатывал свои правила применения, обладал своими семантикой и фразеологией, которые накладывались на «естественный» (в нашем случае русский) язык. Чтобы понять те или иные значимые эффекты языкового общения большевиков, недостаточно понимать значения слов – не менее важно обратиться к выбору лексики, эмоциональному оформлению речи. Тогда сразу становится заметна значительная власть языка над говорящим. Манера выражаться говорила о партийце больше, чем, возможно, он сам хотел бы сказать. Словно становясь вещественным объектом для рассмотрения,

220

Атнашев Т., Велижев М. «Context is king»: Джон Покок – историк политических языков // Новое литературное обозрение. 2015. № 134 (4). С. 38.

221

Pocock J. G. A. Politics, Language, and Time: Essays on Political Thought and History. Chicago: University of Chicago Press, 1971. P. 14–15; Pocock J. G. A., Skinner Q., Collini S. et al. Intellectual History // History Today. Vol. 35. 1985. P. 52.