Машенька для двух медведей. Екатерина Антонова

мы тебе рады, Ма-шень-ка.

      Ей нравится, как я смакую её имя. Вижу, что девочка готова заурчать. И я вместе с ней.

      – Ну, чем займемся пока ждем нашу кесадилью? – трусь щекой о личико Машеньки. – Может, пошалим, м?

      Глажу её бедро, поднимаюсь выше. Девочка шумно выдыхает, её сосочки рвут майку. Супер! Мне это очень по душе! И моему медведю.

      – Дима… нет… – останавливает мою руку, когда я пытаюсь забраться к ней в шортики, – не надо… не сегодня, ладно?

      – У тебя месячные? – спрашиваю её. – Ты поэтому так стесняешься, не хотела ехать к нам? Отталкиваешь?

      – Угу, – она краснеет, но я не намерен отступать, – откуда ты…

      – Сложил два и два, – убираю прядь светлых волос со лба Машеньки, – у тебя болит живот, ты нас к себе не подпускаешь. Стесняешься, прячешься. Это не стыдно, малышка. Просто говори, как есть и всё. Все мы люди.

      Ухмыляюсь. Забыл добавить, что запах девочки изменился из-за этого. Мы не можем её оплодотворить. Природа предусмотрела механизм отпугивания. Но ведь в этом нет ничего постыдного!

      Злюсь. Тело есть тело. Физиологические процессы нормальны. Но такие люди. С самого детства им внушают, что секс – это грязно.

      Что месячные у женщин нужно скрывать, прятать средства гигиены. Это смешно.

      – Мне нужно в уборную, – бормочет девочка.

      – Иди, – отпускаю её, – не стесняйся нас, пожалуйста. В этом нет ничего стыдного.

      Она уходит, а я смотрю на огонь. От Маши остался лёгкий сладкий шлейф. Ловлю носом остаточный аромат своей самки. Это точно она… моя истинная. Почему нет метки?

      У Ярцева и Вересова она вылезла прям сразу, как пара появилась в их жизни. Размышляю. Рычу себе под нос.

      Что-то не так. Нужно взглянуть на Машу голышом. Возможно, она боится признаться, и метка у неё уже проявилась. Когда наша лапочка возвращается, снова обнимаю её.

      – Всё хорошо? – наслаждаюсь близостью Машеньки. – Как себя чувствуешь?

      – Отлично, – она улыбается, разворачивается ко мне, таращится на губы.

      – Что? – давлю лыбу в ответ.

      – Поцелуй меня, Дим, – лепечет, облизывается, в синих глазах порочный блеск.

      Что-то поменялось.

      – Детка, меня дважды просить не надо, – бросаюсь на её губки, тут же роняю девчонку на диван.

      Она покоряется. Неужели принимает? Рычу, затем снова бросаюсь и целую свою пару. Сука, это слишком ахуенно! Задираю маечку, сминаю налившуюся грудь. Наслаждаюсь ощущением мягкой бархатной кожи и упирающегося в ладонь твёрдого сосочка.

      – Ты вкусная, Машенька… очень… – опускаюсь к шейке, целую пульсирующую венку.

      – Ммм! Димааа, – она дико сексуально стонет, – еще… прошу… не останавливайся!

      – Я и не собирался, – ухмыляюсь, вбираю в рот алый сосочек, облизываю.

      Потом второй. И так по очереди. Машенька мечется, вдавленная моим телом в мягкую ткань дивана.

      Проникаю ладонью в шортики. Плевать мне на всё! Хочу её! Глажу влажные складочки. В нос врывается металлический аромат крови, но вопреки всему, я завожусь от него ещё сильнее.

      – Дима…