Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит. Андрей Посняков

сверху, сжал, пылко целуя в губы и чувствуя дрожь… Миг наслаждения, блаженство… закатившиеся глаза, стоны… и синий, как омут, взор…

      Вечером устроили пир. Сначала принесли жертвы богам, потом уселись за столы. Праздновали, поминали погибших – не все вернулись с живыми. Кто-то и привезли. Но то в радость – погибнуть в бою. Что же касаемо вдов и детишек – так им пропасть не дадут. Вдов обязательно возьмет замуж кто-то из родичей, пригреет, воспитает детей.

      – Милый… я пораньше пойду лягу, ага? Что-то устала.

      – Я тебя провожу… Постой…

      Они вошли в горницу – захмелевший князь и его супруга. И впрямь – устала. Как-то бледновато выглядела.

      – Ты не заболела ли, милая? И… что мне сказать-то хотела?

      – Сказать? Ах да… Я ребенка жду, – светясь женским счастьем, тихо вымолвила Бируте.

      Князь ахнул:

      – Откуда знаешь? Что? Ах, ты же моя милая! Нет, в самом деле – ждешь?

      Подхватив жену на руки, Довмонт закружил ее по горнице, нежно целуя в губы.

      – Ах ты, милая моя… милая…

      – Пусти! Закружишь.

      – Да-да, милая… да-да…

      Беременность юной княгини – это было важное известие, очень важное. Как для князя, так и для всего княжества. Еще б знать заранее, кого родит супруга? Мальчика или девочку? Как бы то ни было, а нужно был приносить богатые жертвы богам и богиням. Что князь и сделал, отдав жрецам всю свою часть добычи. Только лишь янтарное ожерелье (бывшие четки) оставил – очень уж оно Бируте нравилось.

      – Бледненькая ты у меня, – все сетовал князь. – Надо бы позагорать немножко.

      Честно сказать, Игорь не знал, можно ли беременным загорать, но, глядя на бледность супруги, решил – что немножечко солнца не помешает. Тем более Литва – не юг, не Турция, не Крым и не Сочи.

      Дни стояли хорошие, солнечные, но не жаркие. Плыли по небу большие сахарно-белые облака, напоминавшие комические фигуры, на лугах рвалось всеми красками радуги бурноцветье цветов. Пурпурно-розовые – клевер и кипрей – иван-чай. Солнечно-желтые – одуванчики, купавницы, ромашки. Лютики еще. Синие, фиолетовые, голубые – колокольчики, васильки, фиалки. Еще рвалась к небу медвяная таволга, цеплялась за ноги пастушья сумка.

      На такую вот полянку и привел кунигас жену. Расстелил покрывало:

      – Раздевайся, ложись.

      Княжна игриво улыбнулась:

      – Мы с тобой…

      – Да, будем. Но – и так полежим, погреемся на солнышке. Позагораем.

      – Позагораем? – изумилась Бируте. – Зачем же? Черные, как мужики-крестьяне, станем. Неужто тебе это нравится?

      Игорь-Довмонт промолчал. Вообще-то ему загорелые девушки нравились. Особенно когда без купальников загорали. Вот как сейчас – княжна… Оленька…

      Бируте послушно разделась, даже застеснялась немножко, потупилась.

      – Ложись, ложись, – князь ободряюще погладил ее по плечу. – Ложись, я тебе спинку поглажу.

      – А и погладь, – девчонка растянулась на животе, подставив спинку и попку ласковому взорам