Мой замечательный грузин. Сурадзе Георгиевич Валерий

.

      Дверь комнаты отворилась, и в неё осторожно вошла женщина лет тридцати с небольшим. Её звали Катерина, по паспорту, а соседи величали просто Катеван или по-свойски – Кеке. На ней было чёрное платье, а чёрный платок на её голове был так органичен, что казалось, он к ней прирос. Она носила траур по умершему первенцу Мишико и второму ребёнку Гиви. Катеван подошла к спящему мальчику. Он у неё родился такой слабенький и болезненный, и она боялась, что он тоже умрёт, да ещё не крещёным, но Бог миловал. Она тронула его за плечо.

      – Сусик, вставай.

      Мальчик открыл глаза, удивлённо уставился на мать.

      – Уже?

      – Отец Чарквиани принёс письмо в духовную семинарию. Чтобы тебя приняли как лучшего выпускника нашей приходской школы. Вставай, вставай, сынок. Дядя Яков уже фаэтон прислал с кучером.

      Сосо в одно мгновение спрыгнул с кровати с радостным криком: «Ура! Мы едем в Тифлис! Тифлис! Тифлис! Тифлис! Я люблю этот город!». Он вдруг неожиданно умолк и обратился к матери с вопросом:

      – Кеке, а не получится так, что отец снова меня похитит и засунет на эту вонючую фабрику? Как я тогда буду учиться?

      – Не бойся, мой хороший. Он тебя больше не тронет. Он от нас отрёкся. Он для нас теперь чужой. Слава богу, дядя Яков не даёт нам по миру пойти с протянутой рукой.

      – Мне страшно, Кеке, – тихо прошептал Сосо и прильнул к матери. – А как ты здесь будешь без меня, совсем одна? Кто тебе будет помогать, Кеке? – спросил он её.

      – За меня не беспокойся, мой родной. Здесь я не одна, здесь мы как одна семья, все мне помощники и друзья. Кеке нужна всем, глядишь, и мне помогут, если будет нужда. Ты, главное, учись, сынок, хорошо, а когда станешь епископом, я буду самой счастливой мамой на свете…

      Она наклонилась и нежно поцеловала его волосы.

      Провожали Сосо всем двором и всей школой, надавали всякого снадобья. Сосо видел, как купец Яков Эгнатошвили, борец, владеющий несколькими харчевнями, которого знала вся Грузия, незаметно сунул матери деньги, а отец Георгий всплакнул, сожалея, что потерял лучшего певца церковного хора.

      Тифлисская духовная семинария находилась в самом центре города на Эриванской площади. Она была построена в 1838 году швейцарскими архитекторами – братьями Джованни и Джузеппе Бернардацци. Ещё совсем недавно нашим современникам это здание было известно как Государственный музей искусств. Это название оно получило в 1950 году. А до революции это была престижная гостиница «Царские номера». Но сейчас оно вновь соответствует своему первоначальному предназначению. Это духовная семинария.

      Однако обратимся к истории и вернёмся в тёплый летний день 1894 года, когда на проходной семинарии появилась наша героиня Катерина Джугашвили. Женщина, одетая во всё чёрное. С ней был подросток, одётый в тёмные штаны и такую же тёмную куртку поверх серой рубашки. На нём были новые чёрные ботинки, левый из которых жутко натирал ногу, а на голове – гурийская войлочная шапочка. Мальчик вертел туда-сюда головой, оглядывая уже знакомые дворцы, большие дома, и фаэтоны, и красиво одетых людей: в Гори всё совсем не так. «И одеваются не так красиво», – думал он.

      Мать тем временем объясняла охраннику, что она приехала по протекции настоятеля храма Пресвятой Богородицы отца Георгия к архимандриту Серафиму, который должен их ждать.

      – Понятно, понятно, – недовольно фыркал охранник, открывая журнал посещений. – Фамилия?

      – Джугашвили, – ответила она. – В девичестве Геладзе.

      – Этого не надо.

      – Год рождения?

      – 1860.

      – Откуда?

      – Горийский уезд.

      – Сословия какого будете?

      – Так, из крестьянского будем.

      – Зачем приехала?

      – К батюшке вашему архимандриту Серафиму по протекции от отца Георгия, – сказала она громко.

      Охранник поднял глаза. Он был, скорее всего, отставной нижний чин. На него смотрели жёсткие карие глаза молодой симпатичной женщины, готовой порвать всех, кто встанет на её пути к заветной цели.

      – Извините, сударыня, – сорвалось с его языка, – только заступил, ещё не разобрался.

      Она жестом успокоила его.

      – Ничего, дорогой, мы не спешим.

      – Мальчик кто будет?

      – Иосиф, сын мой, 15 лет.

      – Что-то мелковат он для 15 лет, – усомнился охранник и позвонил в колокольчик.

      Услышав это, Сосо насупился, сжал кулаки, набрал полные лёгкие воздуха и, выражая своим видом несогласие с охранником, выпалил:

      – Большие – да дурные, а маленькие – удаленькие!

      Тут же прибежал дежурный семинарист. Охранник вручил ему записку.

      – Бегом к отцу Серафиму. Скажи, к нему пришли по протекции.

      Он вышел из-за стола, и только тут Кеке увидела, что он на одной ноге. Вместо второй к культе была приторочена кожаным ремнём деревянная ступа. Увидев смущённое лицо Кеке, он грустно объяснил:

      – Под Ахалцихом