Страна за горизонтом. Леонид Спивак

и старомодных; что Париж сложен и запутан, как классический роман…» Нью-Йорк обрел большинство перечисленных качеств в новеллах О. Генри, сегодня несколько старомодных, где в лабиринте узких улиц встречаются влюбленные, где рождаются трогательные городские притчи.

      Уильям Сидни Портер, взявший псевдоним О. Генри, как и большинство населявших Нью-Йорк, был пришлым. В молодости аптекарь, ковбой и коммивояжер, осужденный за растрату банковский клерк, он не просто принял этот город, но оказался его самым популярным бытописателем. Вавилон-на-Гудзоне, Багдад-над-Подземкой – цветистые образы О. Генри, ставшие эпосом самого американского города.

      Историческое ядро мегаполиса – длинный и узкий остров Манхэттен – нарезан строго расчерченной сеткой авеню и улиц, имеющих свои порядковые номера. Военный топограф Де Витт, в 1811 году разлиновавший схему для упорядочивания городского строительства, не предполагал, что сей план назовут «самым крупным памятником американского классицизма».

      Верх рационализма, античная гипподамова система, создавшая две с лишним тысячи прямоугольных унифицированных нью-йоркских блоков, породила в эпоху небоскребов неожиданный романтический эффект. Горожане прозвали его «манхэттенхенджем». По аналогии с древними мегалитами британского Стоунхенджа четыре раза в год восходящее или заходящее солнце доступно для наблюдения с параллельных улиц Манхэттена, проложенных, согласно плану, перпендикулярно к городским авеню.

      Как подметил культуролог Петр Вайль, Нью-Йорк возвращает к «Колумбовым ориентирам», ибо здесь все соотносят себя со странами света: «на северо-восточном углу», «двумя кварталами южнее», «западная сторона улицы». А собственным нулевым меридианом служит респектабельная Пятая авеню, от которой ведется отсчет восточной и западной половин Манхэттена.

      Чуждый упорядоченности О. Генри находил уголки, не подчинявшиеся строгой городской табели. Узкий и извилистый Бродвей, бывшая индейская тропа, «гуляет» сам по себе. Идущий через остров по диагонали, Бродвей оставляет треугольники небольших площадей, которые О. Генри населял обаятельными персонажами. Его младший современник Сергей Есенин, окрестивший Нью-Йорк «Железным Миргородом», признавался: «На наших улицах слишком темно, чтобы понять, что такое электрический свет Бродвея. Мы привыкли жить под светом луны, жечь свечи перед иконами, но отнюдь не пред человеком…»

      Другим топографическим исключением оказалась бывшая деревушка Гринич-Виллидж, поглощенная городом, но сохранившая имена, а не номера улиц. В начале прошлого века Гринич-Виллидж был итальянской колонией в Нью-Йорке, известной производством дамских шляп – бизнес сколь доходный в те времена, столь и артистический. Затем сюда пришли поэты и художники. О. Генри в «Последнем листе» писал: «В небольшом квартале к западу от Вашингтон-сквер улочки перепутались и переломались в короткие полоски, именуемые проездами. Эти проезды образуют странные углы и кривые линии. Одна улица там даже пересекает самое себя