Нетеатральный разъезд. В. Н. Симаков

с простертою рукою

      Кумир на бронзовом коне.

      Это ли не признание мощи государя, поднявшегося над стихией и стихию усмиряющего мановением руки!?

      Вяземский. Великолепный образ! Но сразу же напрашивается вопрос: что лучше – царь, обращенный к тебе спиною или удостоивший тебя вниманием? Ясно, что заботы державные не оставляют ему времени для дум о подданных.

      Тургенев. А кто из правителей думает, во что обходятся простым людям замыслы и дерзания властителей? Переворот в жизни и в сознании миллионов, их беды, вызванные капризами императоров, не принимаются в расчет.

      Вяземский. О пушкинских образах всего не переговоришь. Но мы отвлеклись от цели нашего собрания.

      Тургенев. А по-моему, разговор идет о взаимоотношениях главных действующих лиц. По службе он числился в ведомстве Нессельроде?

      Вяземский. Худшего шефа для Пушкина трудно было найти. Да еще с супругой, которая не могла простить поэту эпиграмму на отца ее.

      Жуковский. Службы-то с него никто не спрашивал. Он работал в архиве и был свободен в выборе времени для работы.

      Тургенев. Но особое положение при Дворе и на службе вызывало зависть всего ведомства, злоба и недовольство подогревались сверху и порождали козни внизу.

      Жуковский. Тем более непонятно такое отношение, что он был совершенно равнодушен к службе и чинам и верен своей декларации:

      «Не рвусь я грудью в капитаны и не ползу в асессора». У него этих отрицаний карьеры предостаточно, все мы их знаем. Пушкин был верен своему призванию.

      Голос Вяземскому:

      Не для житейского волненья,

      Не для корысти, не для битв,-

      Мы рождены для вдохновенья,

      Для звуков сладких и молитв.

      Голос Жуковскому:

      Я был рожден для жизни мирной,

      Для деревенской тишины:

      В глуши слышнее голос лирный,

      Живее творческие сны…

      Голос Тургеневу:

      Я забываю мир – и в сладкой тишине

      Я сладко усыплен моим воображеньем

      И просыпается поэзия во мне:

      Душа стесняется лирическим волненьем,

      Трепещет и звучит, и ищет, как во сне

      Излиться наконец свободным проявленьем.

      Жуковский. Беда в том, что он сам не всегда следовал своим утверждениям.

      Вяземский. Да и мы своими советами влияли на него не лучшим образом, поучали, а он уступал.

      Жуковский. Геростратову славу в русской словесности мы заслужили, приятно это сознавать или нет. Теперь-то я понял, что к таким людям требуется отношение, которого общество дать не может. Оно ожидает от людей того, чем само пренебрегает. Пушкин пытался приспособиться к новому царствованию, но не сумел, встречая холодность и откровенную враждебность в высшем свете. Его лишили друзей, ославили вольнодумцем, а допуском к архивам привязали к Петербургу. И это более всего угнетало. Он жаловался мне, что Петербург душен для него, и жаждал краев чужих. Он не мог долго сидеть на одном месте. Его тянуло скитаться, менять места Он говорил, что путешествия