Роза. Кнут Гамсун

на меня и зачарованно качал головой, высоко вздёргивая брови в знак изумления и гордости. Очевидно, музыка, исполняемая на собственном его инструменте, больше его впечатляла, чем в доме у Мака.

      Так мы и зажили целой семьёй – нас было четверо, не считая прислуги, которая продолжала приходить для чёрной работы. Розе прислали из дому платья и прочие пожитки, и она у нас окончательно обосновалась. Марта спала вместе с нею в её спальне. И шёл день за днём.

      В первое время ничего такого не было, о чём стоило бы писать. Ну, разве что обо мне самом, о моих мелких радостях и печалях и о том, что радостей у меня стало больше. Когда Роза несла поднос, я отворял перед нею дверь, когда она сходила вниз по утрам, я снимал картуз и кланялся – большего счастья мне не надо было, я его не заслужил, я был здесь чужой.

      Но часто мы сидели и беседовали по вечерам, и если Хартвигсен умолкал, слово вставлял я или Роза. Ах, но, бывало, Хартвигсен целый вечер не умолкал, лишь бы не дать мне или Розе вставить слово. Сущий ребёнок. И Розе ничего не оставалось, как сыграть что-нибудь на фортепьяно. Сколько дивных вещей переиграла она!

      Ежедневное общество Розы так повлияло на этого человека, что он меньше следил за собой и всё больше забывался. Весьма неприятно.

      – Что скажешь, если я снова надену моё кольцо на правую руку, а? – смеясь, спросил он её как-то в моём присутствии.

      Он носил на безымянном пальце левой руки простое золотое кольцо, прежнее его обручальное кольцо, и теперь, ничтоже сумняшеся, не дожидаясь ответа, он его переместил на правую руку. Будто Роза должна непременно обрадоваться.

      Потом он сказал:

      – А для тебя, само собой, я приобрету новое кольцо взамен утерянного.

      Едва слышно она ответила:

      – Но я ведь не могу принять никакого кольца.

      Тут Хартвигсен сообщил, что король расторг её брак с неким Николаем, сыном пономаря.

      – Мы с Маком, сказал он, – уж мы обтяпали это дельце. Ну и, само собой, мы с Бенони хорошенько ему заплатили!

      Я видел: Розу как ударили, она опустилась на стул. Я вышел за дверь.

      Потом Хартвигсен мне объяснил, что заплатил её мужу за то, чтобы тот от неё отступился. Это обошлось Хартвигсену не в одну тысячу талеров. Но не успел этот Николай получить свои денежки, как окончательно спился! Так что сейчас он уже умер! «Да только вот умер ли он?» – подумал я.

      Подобные происшествия доставляли мне очень мало удовольствия, и часто я думал про себя, что Розе не следовало переезжать к Хартвигсену. Ведь она из-за ревности переехала, ревность к баронессе одолела её. Да, но отчего это баронесса так легко отпустила Хартвигсена? Почему она от него отступилась? Уж она-то, кажется, себя в обиду не даст. Верно, тут скрывалось кое-что, непроницаемое для моего взгляда. Возможно, старый Мак всё понимал – умнейший человек, ему бы императором быть. И отчего Хартвигсену обошлось в кругленькую сумму включение его имени в название фирмы? О, Мак – он умел всё хорошенько обдумать – император душой!

      Но вот Роза прожила у нас несколько недель, и Хартвигсен к ней привык и уже совсем с нею не церемонился.