Роза. Кнут Гамсун

сразу сбыть, чтоб поскорее деньги, а мы в любое время, круглый год товар возим.

      Купец смотрит на Мака, смотрит на Хартвигсена и учтиво осведомляется:

      – Но цена-то не всё круглый год одна, так в какую же пору ваша милость скорее купит товар?

      Тут Мак замечает, что смотритель маяка остался в столовой, он тотчас идёт за ним, чтобы пригласить его на веранду пить кофе.

      Оставшись один, Хартвигсен всё по-своему объясняет купцу:

      – В такой огромной стране, как Россия, мало ли отчего меняются цены на хлеб. Припустят, к примеру, дожди. Дороги и развезёт. Крестьянину с урожаем не добраться до города. Ну, цены в Архангельске и подскочат.

      – Вона как! – дивится купец.

      – Так обстоит дело насчёт ячменя, – говорит Хартвигсен, ещё больше увлекаясь, – однако вышеозначенные причины так же само влияют и на рожь.

      Но он уж и вовсе оживился, когда к столу подошла баронесса.

      – Нам и депеши шлют. Как цена на пшеницу, зерно и всё такое прочее – вверх полезла – значит, должон не теряться и делать закупки.

      Знаний у Хартвигсена не хватало, но благодушие и простота выручали его. Если рядом не было никого, кого бы он стеснялся, он всё больше и больше смелел, уже не следил за своей речью и тогда говорил, как его земляки-поморы. Главный его собеседник, столь учтиво его расспрашивавший, сказал:

      – Как же, ваша милость – и всем-то нам звезда путеводная.

      Но рядом теперь была баронесса, и взгляд Хартвигсена на вещи тотчас сделался шире.

      – Ну, мы небось по свету поездили, поглядели, видели Берген и прочее, так что знаем свой шесток.

      – Эко-ся! – говорит купец и качает головой, оценивая шутку Хартвигсена.

      Баронесса тоже качает головой и говорит, глядя ему прямо в глаза:

      – Нет уж, Хартвигсен, никто не сомневается в том, что вы звезда путеводная.

      – Ну, если вы так считаете… – отвечает он скромно. Но чтобы не ударить перед ней лицом в грязь, он прибавляет:

      – Однако должен сказать, что примерно несколько тыщ таких молодцов, как я, в Бергене найдётся.

      – Эко-ся! – опять восклицает купец, совершенно потрясённый остроумием Хартвигсена.

      Роза стоит в гостиной. Я подхожу к ней и обращаю её внимание на стакан красного вина, который она оставила на столе. Гостиная такая большая, и так далеко стоит этот стакан, он такой рдяный и одинокий, он будто горит на солнце.

      – Да-да, – отвечает мне Роза, но мысли её далеко. Верно, она приревновала Хартвигсена к своей подруге баронессе и не в шутку задумалась о том, не переселиться ли ей в дом Хартвигсена, чтобы там управлять хозяйством. Она покружила вокруг кофейного стола на веранде и снова хотела уйти в гостиную, не находя себя покоя.

      Тут Хартвигсен ей сказал со всем своим благодушием:

      – Вы бы присели к нам, Роза. Вместе скоротали бы времечко за стаканчиком.

      Она улыбнулась, и мне показалось, что случилось чудо, что она влюбилась в Хартвигсена. Она села за стол.

      А я