Страж и Советник. Роман-свидетель. Алексей Грякалов

нарезает, сейчас сложит крылья и вонзит когти, вот лис подбирается к зазевавшемуся петушку, а друзья – Кот и Дрозд остались далеко в сказке. Вот чужие эйдосы пробираются прямо в зрак, чтоб смотрение исказить.

      Зачем мне?

      Сейчас за окном редкое сентябрьское солнце, на подоконнике монстрец из глины, купленный у хмельной вырицкой бабы, – вместо свиста только шипенье, запах ядовитых красителей не выветривался уже третью весну. Книги справа и слева – хватит отшельнического зрака. И почти невыносимо много у меня собственных призраков.

      Чтоб стал письмоводителем и книжным счетоводом?

      У Президента таких полторы сотни, а у тех – свои тысячи и миллионы. А у меня только неопубликованная рукопись да заимствованные у Василия Васильевича и всех прочих строчки. Но призраки должны быть выявляемы во внимательном взгляде: иначе как противостоять? И верные в своей наивности слова о том, что дьявол борется с Богом в человеческой душе, уже мало кого волнуют. Но что-то все-таки есть – Розанов удивлен и обрадован: бытие постоянно превозмогает небытие и замещает его, восполняясь недостающим.

      Почему так?

      Девочка-библиотекарша не отрывает глаз от телефона – она уже не может жить без посланий. И Розанов сам себе телефонирует: почему превозмогает бытие над небытием, а не наоборот? Потому, что изначальная потенция существует. А среди политиков, судя по жестам, много все-таки импотентов. И что-то есть, неведомое для либерала и атеиста. Такое, где предуготовлено реальное бытие, в нем ничего, что могло бы увеличивать небытие. Розанов говорит о природе, но понимает так всю жизнь.

      Реализация потенции через всю множественность изменений.

      Внимательно, внимательно! – Скажу Президенту. Начинается любовно, кончается смертно. Изменения же, скажу, могут быть совершенно непредсказуемы, даже неуловимы. О чем подумает при этих словах? – ведь ему кажется, что изменения предсказуемы, о предсказанной предшественниками пандемии еще никто ничего не знает, но до объявленной президентом специальной военной операции уже совсем недалеко.

      Поэтому следует внимательно всматриваться в поток изменений, стремясь дойти до истоков мутаций. Тут французы всегда первые. Метафизические мутации в глубинах, на поверхности уэльбековское смиренье Парижа – террорист больше не действует по-картезиански-причинно. Террорист теперь непредсказуем и вездесущ. И надо не допускать удержания, ровнять дыхание, не впадать в ярость. Вдохнуть перед ударом или броском, не показать момент вдоха – всегда держать в себе тайный запас дыхания, который спасет. Мысль, что следит, отпустить на свободу, пусть вплывает во все возможное, предупреждает опасности, не изменяет себе. Жизнь – это свободная вещь. У нее есть тело, независимость, плотность, своя внутри угловатая необъятная сфера.

      И нет подобий.

      Так миру смыслов предшествует свободная вещь – простые вещи развенчивают и удерживают под подозрением производство смысла. Нужно иметь дело с проявлением самой вещи – постоянно обращать себя к далее