Попаданцы. В княжеской дружине. Валентина Георгиевна Панина

остановились, вытащили фляжки и начали жадно пить. Организм получил живительную влагу, а желудок сразу начал выражать возмущение, что забывают заботиться о нём.

      – Чур, а Чур! Ты бы хоть какого-нибудь зайца поймал, что ли. Жрать охота.

      – Ага! Щас! Всё брошу и побегу вам зайцев ловить.

      – Ладно, я потом с тобой поговорю, – пообещал Иван.

      Дорога заняла больше времени, чем планировалось. Вдруг перед ними появилась усыпанная иголками тропинка, она вильнула, обежала замшелый пень, и залитая солнечным светом, запетляла между корабельных сосновых стволов, во влажных испарениях, коряво нырнула в густые сумерки елей и остановилась у завалов полусгнивших стволов и веток. Только перелезли через это гнильё, как бурелом неожиданно сменился светлым сосновым подлеском, перемежающимся березовыми рощицами.

      – Здорово, мужики! – вдруг раздался низкий мужской голос сзади. друзья вздрогнув, обернулись, а чёрт отпрыгнул и уставился испуганными глазами на лохматого мужика в груботканой порванной рубахе чуть ли не до колен, подпоясанной верёвкой.

      – Здоровее видали, – неприветливо отозвался Чур.

      – Здорово, коль не шутишь, – отозвался Иван и осмотрел мужика с ног до головы, – а ты чё такой оборванный?

      – Бушь тута оборванным. Жить-то как-то надоть, вот и ватажничаем помаленьку, а в лес зайтить незя, кажный старается сожрать, али порвать на лоскуты.

      На опушку следом за ободранным мужиком выбежал здоровенный бородатый детина, метра два ростом, в руках сверкал меч.

      – Мужики! Хватайте его, это тать! – взмахнув мечом, детина легко пронёсся через полянку, и хотел уже снести голову татю, но тот резво отскочил и спрятался за Ивана, а Иван успел наклониться и меч просвистел у него над головой.

      – Мужик! Успокойся, а то пристрелю, как здрасьте.

      – Дык обобрали как липку ватажники. Ни коня, ни снеди не осталось. Всё забрали и последние гривны выгребли. Хорошо меч не успели отобрать. – Детина не принял угрозы и продолжал размахивать мечом.

      Иван снял с плеча автомат и прострелил ему левую руку, мужик бросил меч в ножны, схватился за руку и, выпучив глаза, рухнул на колени.

      – Перуновы молоньи?! Ты хто? – спросил он дрожащим голосом, выпучив глаза.

      – Дед Пихто! Чё размахался мечом? Скажи спасибо, что не убил.

      – А я вот иду в Киев, в дружину наниматься. И вишь ты, не повезло – встренул татей, обобрали как липку, сволочи. Я за ентим побёг, но не споймал. Куды остатние делися не знаю. Скоро мобудь сюды прибегут.

      Чур с Иваном переглянулись.  Василий стоял с автоматом наизготовку.

      – Слышь, отрок, а давай вместях в город побежим, такого, как ты, с Перуновыми молоньями, в дружину точно возьмут.

      – Тебя, мужик, как звать? И откуда ты идёшь в Киев?

      – Люди зовут меня Илья, а бегу я из Мурома к великому князю киевскому Владимиру Святославичу наниматься на службу в его дружину.

      – Ха! Так ты Илья Муромец, что ли? И далеко отсюда до Киева?

      – Я-то Илья