Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник). Валерий Могильницкий

была выселена в Еврейскую автономную республику в Биробиджан, где работала заместителем главного бухгалтера отделения Госбанка. Но в 1938 году ее арестовали как родственницу врагов народа, затем последовал приговор: 8 лет исправительно-трудовых лагерей по статье 58-4 УК РСФСР. Реабилитировали ее только в феврале 1956 года… Таким образом, она считалась репрессированной целых 18 лет! И до сих пор благодарит судьбу за то, что попала на просторы казахстанских степей, а не в треклятый холодный Магадан или продуваемый ветрами туманный Владивосток.

      В Карлаге она пасла овец, была сакманщицей. Весь день ей приходилось быть на солнце, а оно в Казахстане печет немилосердно. Только что и делаешь – ждешь вечерней прохлады. А то в стог сена заберешься с теневой стороны, тетрадь ученическую из-за пазухи вытащишь и карандашом стихи пишешь.

      Да, поэзия помогала ей выжить. Смахнув набежавшую вдруг слезу, Генриэтта Моисеевна прочитала мне первые стихи:

      Уж когда-нибудь кончится день

      И когда-нибудь вечер наступит.

      Ночь набросит лохматую тень

      И косматые брови насупит.

      Загоню я в кошару овец,

      Постараюсь быть твердой и стойкой,

      И смогу я прилечь, наконец,

      На свою арестантскую койку.

      И смогу я тогда помечтать,

      А мечтами умчусь я далеко

      В те края, где осталась кровать

      На пружинах с подушкой высокой.

      Немного помолчав, моя собеседница опять принялась читать стихи:

      Опалило солнце Казахстана

      Мою душу, голову и грудь…

      Кажется, что больше я не встану,

      Кажется, закончен здесь мой путь.

      Но теперь я даже не жалею,

      Хоть гнетет мучительная боль.

      В жизненной великой лотерее

      Мне достался страшный номер «ноль».

      И внутри все сразу опустело:

      Чувство придавили тормоза.

      Только ноет утомленно тело

      И слезятся, глупые глаза.

      Почитав еще немного стихи, Генриетта Моисеевна спросила:

      – Ну как?

      Что сказать? Я был поражен ее поэзией, скупостью и точностью ее строк, выражающих образно чувства и мысли этой незамеченной никем поэтессы. В ней было что-то от обреченности Анны Ахматовой, жертвенности Марины Цветаевой… Но было больше своего – карлаговского, неповторимого горя, тоски и грусти.

      И, глядя на седую маленькую женщину, пережившую красный террор Сталина, я вдруг спросил:

      – Как же вы выжили, Генриетта Моисеевна?

      Она опять ответила стихами:

      Есть ресторан, под именем Ашуровой

      Известен он,

      Туда идут походкою понурою

      Со всех сторон.

      Туда спешат, едва продравши очи,

      Забыв про сон:

      Наш ИГР, конторщик и рабочий

      Как на поклон.

      Три раза в день течет, как по команде,

      Людской поток.

      Чтоб получить один черпак баланды

      В свой котелок.

      – Вот так я и выжила: