У светлохвойного леса. Екатерина Константиновна Блезгиева

– четвертый за пять рублей продам, – спокойно ответил Николай и, не удержавшись, одарил, по всей видимости, жену этого любезного господина неприветливым, презрительным взглядом, который она тут же ощутила на себе. Мужчина же так был занят пристальным изучением ковров, что никакого взгляда, адресованного его жене, даже не заметил.

      – О-о, ну что же, тогда не грех и четыре ковра взять, – приветливо рассмеявшись, ответил Николаю он. – Видите ли, такие ковры очень любила моя покойная матушка, Царство ей Небесное. – Мужчина перекрестился. – И эту же памятную любовь вот к таким коврикам перенял от нее ее единственный сынишка, то есть я. А раньше у нас рабочие сами ткали ковры, полотенца и прочее. Но вот мы уже с голубушкою моею, – он ласково посмотрел на жену, а затем продолжил: – пятый год в Петербурге живем, а там, сами понимаете, убранство в домах иное несколько. Ну а я-то страсть как по простому русскому быту истосковался! – Этот человек показался Шелкову таким хорошим. Купцу непременно хотелось подольше задержать его, так как многие черты: светлые глаза, спокойный нежный, насколько это может не портить мужчину, голос, мягкая мимика – напоминали Николаю его покойную матушку. А ему так не хватало ее все эти ужасно тяжелые дни. Хотя Николай не исключал того, что доброе впечатление об этом господине может статься всего-навсего ошибочным. Он допускал, что при малейшем неугодном слове или действии Шелкова господин сей может сделаться из культурного и приятного интеллигента злобным и ворчливым грубияном. Но, по крайней мере, на фоне этой противной Николаю женщины, он выглядел очень даже порядочно. Хотя Шелков не мог не допустить в своих мыслях то, что и муж ее может быть таким же или еще более изрядным гулякой.

      – Тогда три ковра за двадцать рублей, четвертый – за пять, ну и пятый бесплатно отдаю, – натянув улыбку, смиренно проговорил Николай.

      Мужчина, что, кстати сказать, выглядел несколько старше жены своей, умиленно всплеснул руками:

      – Батюшки! Вот уважил так уважил старика, сынок. Спасибо тебе. – Он поклонился и принялся высчитывать должную денежную сумму.

      Жена его слегка улыбнулась, но вновь ощутив неприятный взгляд Николая, тут же убрала улыбку, не понимая, с чем вообще связана таковая его реакция.

      – Вот, дорогой мой, держи. – Почтеннейший господин протянул Николаю деньги.

      – А вот и ваша отрада. – Николай передал пять свернутых в рулеты ковриков.

      Господин в который раз радостно поблагодарил его. Тут уж жене его, по всей видимости, надоело сталкиваться с презрительным взглядом Николая, и она впервые за все время отважилась подать голос:

      – Что это вы так на меня смотрите, молодой человек? Это уже неприлично даже как-то выглядит со стороны, знаете ли. С такой какой-то злостью так и пронизаете насквозь. – Она сделала внимательное нахмуренное лицо в ожидании ответа. Шелков тут изменил свой взгляд и попытался оправдаться:

      – Да это я так, барышня… Вы мне напоминаете