Любовь по обмену. Разрешите влюбиться. Лена Сокол

– они все равны, но в итоге, спустя несколько лет, играют именно те, чьи родители готовы платить за это тренеру. Заплатил – играешь, нет – сидишь на скамье запасных. Исключения есть, но и они закономерны: если видно, что парень экстраординарный, новый Месси или что-то вроде того, тогда он играет в команде, но и то только потому, что в нем видят потенциал и надеются продать потом подороже. От этого футбол в стране не развивается.

      Он смотрит на меня, открыв рот. Я виновато улыбаюсь.

      – А что если ты примешь эти полгода просто как… перерыв? – Продолжаю, вздохнув. – Понимаю, что для спортсменов это подобно смерти, но мы могли бы что-то придумать… У нас в группе есть парень, отец которого может устроить тебя в местную команду, чтобы тренироваться вместе с футболистами… Ты поживешь, подумаешь о своей жизни… Вдруг тебе здесь понравится? Я могла бы помочь тебе освоиться…

      Джастин обхватывает голову руками и выдыхает так шумно, что мне становится неловко. Это действительно бред – то, о чем я сейчас ему толкую.

      Мы молчим. Я не готова навязываться, он продолжает все взвешивать. Мы оба понимаем, что это не самое лучшее решение для него, но хотя бы какое-то. Пусть временное.

      – Я никогда не выучу ваш язык, – говорит он, наконец, со скрипом сжимая зубы.

      А я почему-то ликую. Он ведь не сказал «нет»? Не сказал!

      – Но ты ведь можешь попробовать…

      Джастин хмурится, нервно чешет лоб, прячет руки в карманы штанов, затем достает их и сильно хлопает себя по щекам. От этого треска я даже вздрагиваю.

      – Я не смогу. – Он истерически смеется. – Зачем мне все это? Боже, ну, что за…

      – Сможешь. – Моя ладонь снова на его предплечье.

      Не навязывайся. Не навязывайся. Перестань.

      Американец замирает, уставившись на мои пальцы. Смущенно отдергиваю руку.

      – Это сумасшествие… – Шепчет он, облизывая разбитую губу и качая головой.

      – У тебя получится. – Настаиваю я, переводя взгляд на яблоню.

      – Почему ты так думаешь?

      – Ты – упрямый. – Улыбаюсь.

      – Во что же я вляпался…

      В неприятности. В Россию. В меня, в конце концов.

      – Русский язык не такой уж сложный. – Говорю.

      Вру, вру, вру. Но пусть он узнает об этом потом, не сейчас.

      – Не знаю, Зоуи…

      Прокашливаюсь, выпрямляюсь и строго смотрю на него.

      – Начнем, пожалуй, с самого главного.

      Джастин обреченно выдыхает и жалобно ноет:

      – И с чего?

      – Зоя. Меня зовут Зо-Я. – Произношу делано-учительским тоном.

      Ему нравится. В синих глазах пляшут хитрые чертики.

      – Зо…у… – набирает в легкие больше воздуха и выдыхает: – я. Зо-я.

      Облегченно выдыхаю.

      – Прекрасно.

      И по спине снова бегут ошалелые мурашки.

      Мы улыбаемся друг другу в вечерних сумерках, почти как старинные приятели, но в этот момент вдруг слева слышится отчетливый щелчок, и свет в комнате Джастина гаснет. Мы переглядываемся.

      Мама