Свидание с Питером. Янина Дюденко

достал платок, аккуратно протер ложку для еды и приступил к трапезе – И да простите. Я пока стоял за первым, я наблюдал за вами.

      – И что вы увидели? – очень, нет очень-очень я не любила, когда за мной наблюдают. Если бы где-то раздавали способность быть невидимкой, в первых рядах очереди была бы я.

      – Вы сели спиной к народу. Получается – вам интереснее с собой? Верно?!

      – А вы я смотрю психолог? – ироническая нотка соскочила как искра с языка – Знаете, я не очень люблю психологов – Я начала попытки встать в тесном пространстве.

      Нового знакомого ничуть не смутило мое мельтешение и ирония. Он положил ложку в тарелку и продолжил:

      – Нет, что вы! Психолог из меня бы не вышел. Я ж не лекарь. Но… – я ваш коллега – он зачем то поднес тарелку с кашей к своему лицу и с придиркой посмотрел на ее края – Точнее вы можете стать моей коллегой – тарелка вернулась на место – Если конечно допишите свою историю.

      Разговор начал раздражать.

      – Да не пишу я ничего! – наконец-то мне удалось встать, снова уронив куртку и, отодвинув стул, задом пройти шаг, отделяющий меня от свободы – Спасибо вам за стол, мне пора!

      – Удачи девушка!

      Безымянный знакомый отвернулся и меланхолично продолжил есть.

      Я же быстро вышла на улицу и немного торопясь пошла в сторону Апраксина переулка.

      Второй за сегодня неожиданный контакт – это уже слишком. Настолько отвыкнув от нового общения, любой непроизвольный диалог становился для меня каторгой. Я разучилась рассматривать в людях интересное. Разучилась строить общение. Я умела только подглядывать за снующими туда-сюда людьми, и придумывать им жизненные истории. Хоть и дико хотелось общения. Раздвоение какое-то.

      А какая история могла бы быть у него? Может быть он актер? Нет, слишком мрачный и нелюдимый для актера. Психолог, по всей видимости отпадает, а вместе с ним и коуч, и прочее информационное вещание.

      С такой внешностью и ботинками-платформами он вполне походил на Мима. Отстраненный человек может быть клоуном? Да, если смешит людей всю жизнь. Когда же ему еще быть по настоящему грустным, кроме как не с собой?

      А может он художник? Рисует вечерами прекрасные готические картины, или не очень прекрасные. Краски его не слушаются, и он, нервно закуривая сигарету, размазывает полотно за полотном черными красками, стремясь уловить ту самую неповторимую музу.

      Почему он спросил о книге, все же… Еще так нелепо – “писанина”. Обидно, это ведь мой неповторимый труд. Да, неизданный. Сомневаюсь, что кто-то будет его читать когда-то, с упоением погружаясь в характер героя. Но я старалась, и никакая это не писанина. Книга.

      Сколько времени? Бесцельно бредя в своих раздумьях прямо, я ушла далеко вдоль Фонтанки до Ломоносовской улицы и остановилась смотреть на жирных морских чаек.

      Неспешно пощупав свои карманы, я не обнаружила телефон.

      “Неет!” – еще не хватало потерять мобильник в первый же день.

      А там все! Номера телефонов, адрес бронирования, фотокамера. На что я буду