Рыцарь Львиная Грива. Ульяненко Елена

мягкое и, наверное, теплое – и цвет такой насыщенный оранжевый с черными подпалинам и красным языками – точно костер в ночи. Вот белоснежная детская рубашка, чепчик, пинетки и варежки – все обшито тонким кружевом, но самое странное, что ни единого шва не видно, словно соткано все единой вещью сразу, а не из материи. А дальше шла коробка, в таких обычно хранят дорогие сердцу безделушки. Руки не слушались, даже немного тряслись, когда Витёк доставал округлую металлическую пластину: лёгкая, прочная, совершенно гладкая треть сферы.

      Он бережно погладил ее рукой – пластина потемнела, стала очень теплой, даже горячей. Это тепло концентрировалось в центре его ладони, и он чувствовал, как оно потоком вливается в его тело, расходясь по рукам и ногам приятным жаром.

      – Ба, ты видишь это, это что-то необыкновенное. Смотри, ба! – Августина лежала неподвижно, глаза ее были закрыты, а шум дыхания уже не был слышен.

      – Ну, ба, глянь, что эта штуковина делает, – и, чтобы обратить внимание старушки, он прикоснулся к ней свободной рукой.

      Струя тепла с силой рванула к бабушке, теперь Витёк не только чувствовал, но уже видел, как теплое оранжевое пламя, обволакивало Августину, ласкало своими яркими языками, обвивало алыми кольцами. Всего несколько секунд и этот оранжевый жар снова втянулся в руку, разливаясь теплом.

      –Прости, я кажись задремала – голос у Августину был бодрый, словно и не собиралась она на тот свет несколько мгновений назад.

      –Ба? – ты как себя чувствуешь? – вопросительными были даже не слова, а взгляд, – впервые он увидел румянец на щеках бабули. И не только румянец. Серые глаза обрели стальной блеск, губы стали ярче, серая кожа словно отмирала, рассыпаясь пеплом, обнажая свежую, нормальную (другого слова он подобрать не мог), и даже седые волосы вдруг обрели цвет, пока ещё не очень яркий, но рыжий оттенок.

      –Ба, ты как?

      – Нормально, ВиктОр, даже слишком, чтобы в моем возрасте так себя чувствовать, – она подняла руку и внимательно смотрела, как с руки слетает серый пепел, а потом тает в воздухе.

      Августина резко села, ожидая, что сейчас закружится голова – но все обошлось. Потом встала, несколько раз согнула колени в полуприсяди – ни боли, ни скрипа, ни хруста. Не веря в свои ощущения, она нагнулась и с лёгкостью коснулась пальцами рук пола. Поднялась. Тело было послушно, гибко и здорОво.

      – Ба? – больше ничего не смог вымолвить Витёк, а только протянул ей зеркало.

      Августина была моложе. Намного моложе, чем тогда, когда она последний раз чувствовала себя живой. Из зеркала на нее смотрела молодая девушка лет двадцати пяти, единственно, что напоминало в ней старость это блеклые седые пряди, пробивающиеся сквозь тусклые рыжие волосы

      – Ничего не понимаю. Что произошло? Ничего не помню.

      – Это все яйцо. Я тронул его и тронул тебя, хотел, чтобы ты увидела – а там как будто огонь, но не огонь, а тепло, только оно видное было, вот такого цвета, – он показал на детское одеяло, – один-в-один. Это пламя тебя накрыло, а потом ушло.

      –Куда