Белый капедан. Василий Тюхин

отвратительной краской.

      Степь да степь кругом,

      путь далек лежит,

      в той степи глухой

      умирал ямщик…

      Песня лилась прямо из глубин его тоскующей души, и кто, казалось бы, мог осудить ротмистра за это пение, даже если с точки зрения исполнительского мастерства он, возможно, пел не идеально? А вот ведь, нашлось кому. Выскочил из адского чрева сарая его хозяин, считавший себя настоящим европейским промышленником, Драго Савич, судя по фамилии, побочный отпрыск мутной речушки Савы, и замахал руками, выражая свое неудовольствие.

      – Ну разве можно петь такие заунывные песни?

      Говорил он быстро, по-сербски, но в общем, понятно было, что ему не нравятся заунывные песни, ведь есть же у русских веселые песни, надо веселее жить, и песни надо петь веселые, – какие-то такие, вроде «калинка-малинка», и руками так как-то весело помахивал, крутил пальцами, подбадривая, показывая, как весело надо жить и какие веселые песни надо петь.

      Мрачно кивал головой ротмистр Кучин, внимательно наблюдая за его телодвижениями, вроде бы и поддакивал, соглашался с ним, но что-то настолько мрачное было в его глазах, что веселый хозяин постепенно сник, перестал махать руками, пробормотал еще что-то невразумительное и, сплюнув, пошел обратно в сарай, откуда доносился железный гул.

      – Сволочь он, – обратился ротмистр Кучин к полковнику Улагаю, когда тот в очередной раз возник из темного ада, – думаешь, песен ему надо? Как же, держи карман! Ему надо, чтобы я кисточкой быстрее шевелил, абажуры его чертовы шустрее красил. И сам себя песнями подбадривал.

      Улагай нахмурился, пожевал губами, но ничего не сказал.

      – Погода совершенно свинская, – решительно констатировал Кучин, – кошава положительно сводит меня с ума, а самое главное, Кучук, что жизнь фактически кончена. Визу у меня украли эти сволочи из «Технопомощи», а это значит, что никакого Парижа не будет, и зря я накопил семьсот динар, как было велено этими негодяями. Мне вообще кажется, – продолжал он, вглядываясь в серую хмарь над горизонтом, – что никакого Парижа в природе не существует. Это миф, придуманный негодяями из «Технопомощи», чтобы обирать дурачков. Нету никакого Парижа, и точка. Придумали Эйфелеву башню для правдоподобия, – потому что кто же усомнится, что такой город действительно существует, если ему предъявляют картинку с таким невообразимым штырем прямо под облака – вот именно потому и придумали, что нормальный человек сразу поймет, что такое придумать невозможно, и поверит, а они придумали. И Пляс Конкорд, красные такси «рено», Сену придумали, Лувр, рю де Риволи. Обложили со всех сторон фантазмами, я и купился. А теперь сижу у разбитого корыта и понимаю, что пора подводить итоги.

      Улагай покривился и как-то так покачал головой, что стало совершенно ясно, что он не считает, что пора уже подводить итоги.

      – Нет-нет,